А в третий раз я и вовсе поймал ее довольно откровенный взгляд на своем бумажнике. Сей неоправданно дорогой предмет с вензелем известной фирмы, застрял у меня после дела, где пришлось изображать безумно богатого лоха. Я все забывал избавиться от вещицы, а она привлекала внимание.

Выйдя из супермаркета, я остановился на секунду, чтобы закурить и увидел замеченную мной дамочку прямо перед собой. Она смотрела мне в лицо и улыбалась. Я выдохнул струю дыма поверх ее головы. Она не отходила, а я спешил.

— Я хочу вам помочь, — сказала молодуха каким-то особенно чарующим голосом.

— Поднести мне сумки? — съехидничал я.

— Нет, снять вашу печаль, — ответила она серьезно, хотя ее фраза показалось мне лучшей остротой, чем моя собственная. — Не смейтесь, возьмите это и приходите ко мне!

Она протянула мне плотную, похожую на календарик бумажку. Я не взял.

— А сейчас нельзя? — желание отделаться сменилось едва вспыхнувшим интересом.

— Можно, — сказала молодуха, убирая свой календарик обратно в карман. — Где вы живете?

— Нет, — снова рассмеялся я, — здесь. Давайте, снимайте печаль! Зачем дома? Дома я и сам могу, у меня хороший запас водки.

— Не шутите так, — отозвалась она, пристально глядя на меня. Толпа с двух сторон обтекала нас, как морские течения обтекают островок, я слышал обрывки чужих фраз, чужих впечатлений. Тут в гул голосов снова вклинился мелодичный тембр: — Одиночество твое плохой человек тебе сделал! На лунном камне гадать надо, чтобы его лицо разобрать. И не один он, трое их было. Тебе горе большое было, зло людское на тебя навалилось. Нет пристанища у тебя, дома души нету.

Я не знал, что сказать. Снова стал накрапывать дождик, снова невыносимо зашелестели каштаны. Машины расплескивали по асфальту лужи. Зачем она говорит мне это? Я и сам все знаю! Но откуда она знает? А она все говорила и говорила...

— Для тебя исход есть, один путь к спасению. Только не скажу сейчас какой — не знаю! Это старорусские таро разложить надо. Тебе наше все подходит, русское. Колокольчики тебе скоморошьи подходят. А имя у тебя особенное, тоже русское. Старинное. Не вижу букв, но чувствую — сильное имя, твердое и редкое. Порчу твою на соль сбросить надо. Соль ее возьмет на себя, а ты будешь весел, будешь жить! А еще впереди у тебя страшная встреча. Железо войдет в твое тело, кровь твоя почернеет и свернется, мучиться станешь, а смерть все равно тебя возьмет. Только есть один путь, я увижу его в огне, если придешь ко мне сегодня. Не медли. Железо уже приготовлено, оно тебя хочет, тебя...

Когда я очнулся — молодухи передо мной не было. Я чертыхнулся, помотал головой и пошел к себе. Дома сварил спагетти, которые всегда любил за длину и порезал колбасы. Неожиданно остро захотелось есть. Желудок проснулся после глотка свежего воздуха и стал диктовать мне свои потребности. Словом, после макарон с колбасой я без раздумий принялся за копченую курицу, обожаемую с самого детства, а после перекура понял, что уже сыт, но не прочь побаловаться кусочком селедки. Закончилось пиршество яичницей и чаем с куском торта. Вот так, а говорил, что есть не хочешь! Лицемер обожравшийся!

Посуду мыть не стал — хотелось спать. Упав на диван, уснул как умер.

Проснулся от неясных мыслей. Таких смутных, темных, тягучих. О железе, о черной крови, о том, что меня уже ждет это приготовленное железо, ждет с нетерпением, дрожа и сладко вибрируя в кобуре! Такое могло быть вполне... Кто знает? Кто может сейчас точно сказать мне, где я наследил, кого неправильно вычислил, кого зря оставил топтать землю? Ведь все, все что я делал последние двадцать лет, было против закона, придуманного и охраняемого людьми! И любое, буквально любое мое Дело может стать моим последним делом. А там — неуловимое ощущение слежки, скрытая беспокойная затравленность, ожидаемый, но неожиданный окрик за спиной, кончик еще холодного дула под лопаткой. Я не смогу просто поднять руки, я никогда так не делал, поэтому последним, что я почувствую и будет прожигающий, жаждущий меня металл...

Боюсь ли я смерти? Страшно ли мне? Или все правильно, все как и надо? Не жить же мне до старости! Что я буду делать, став беспомощным? Совсем один, навсегда один, безумно один!

Мысли, образы, почти кошмары мучили меня всю ночь до утра. И еще эта гроза, эти проклятые рваные молнии, режущие реальность пополам, хлещущие болью глаза и отдающиеся всполохами в сердце. К четырем утра я совсем измучался. Встал, сварил себе кофе, достал сигареты. Закурив, вдруг вспомнил давешнюю молодуху. Ночью мне уже не показалось, что она бредила. И про имя мое сказала. И про тех троих, что совсем необъяснимо.

Ночью я почти пришел к решению найти молодуху из супермаркета. Не таких разыскивал, найду и ее. А утром, после короткого неспокойного сна, сунул зачем-то руку в карман куртки и нашел там ее визитку! Вот те на! Я что же настолько контроль потерял, что не заметил, как она мне руку в карман запустила? Ну, ты хорош, дружище! А еще пытаешься других контролировать!

«Глафира» — прочитал я на визитке. И ниже, псевдоготическим шрифтом: «Гадание. Предвидение. Предсказание судьбы».

Еще ниже было напечатано третьим по счету шрифтом: «Жду Вас на проспекте Жукова, 65, проезд автобусами № 9, 10, 14, 15, маршрутками». Я никогда раньше не видел и никогда позже не увижу, чтобы на визитках писались номера транспорта. Просто нонсенс. А перевернув кусок картона прочитал еще больше интересного: