А уже через минуту, переведя дыхание, ринулся к Пушкину с забытой бодростью. Озорно помахал перед его цыганским носом «пятисоткой»:

— Не желаете похмелиться, ваше высокоблагородие?

Анатолий Иванович мучительно поежился:

— Через три часа Ритка повезет меня кодироваться…

— Второй раз за полгода?

— Третий…

— Тогда прими эти деньжищи на поддержание качества медицинских услуг.

— Откуда у тебя, пенсионеришка, такие крутые бабки? Наследство получил?

— Твои агитаторши меня озолотили. Только что. Еще и дамских духов с волшебными феромонами позволили чуток испить. Так что я сейчас чувствую себя одновременно Абрамовичем и Казановой.

Анатолий Иванович дернул головой так, будто невидимка попытался свернуть ему шею. Позвонки отчетливо хрустнули, точно в теле у него некто с явным удовольствием звучно щелкнул пальцами.

— Гламурные суки… — глухо проговорил кандидат в депутаты облду-мы. — Я же их четко предупреждал: в мой дом не соваться! Извини, гнусная накладочка вышла. Мне стремно, сосед.

— Проехали… — снизошел я. — Чего не сделаешь во имя реализации своей программы спасения воронежской провинции. Деньги, однако, возьми. Передашь взад своим пиарщицам.

— Вот именно в зад… Разгоню всех… — всхрипнул Анатолий Иванович. — Клюнул сдуру на их оксфордское образование. А они лепят горбатого… Клип сняли, как я с мужиками в деревне на фоне Дона-батюшки водку пью из железных кружек. Венок из ромашек мне на голову нацепили. На мои встречи с народом каких-то заморских проповедников приглашают. Листовки развесили по всему участку, где надо мной ангелы парят…

— Пролетишь ты с ними, точно…

— Не наш менталитет… А ты что-нибудь в этом деле секешь?

— По нолям, господин Пушкин.

— А если поднапрячь мозги? Слабо?

— Моя стихия, как вы изволили заметить, всенародная безысходная боль…

— Ты еще и злопамятен… Запомни, такие, как я, всегда на высоте будут: и при коммунистах, и при фашистах, и при демократах! Потому служи мне угодливо и робко!

— А если по-соседски попросить? С чувством!

Анатолий Иванович сгреб меня за затылок, мирно усмехнулся:

— А ты еще не совсем погас на пенсии! Черт с тобой, прошу. Сердечно…

— В таком случае есть у меня одна идея.

— Валяй. Голубым меня, что ли, представишь? Или родственником Путина? А может быть, Медведева? Только никаких НЛО и предсказаний Ванги!

Я почувствовал в себе давно забытый азарт:

— Ты же потомок первого воронежского депутата — однодворца Ефима Фефилова! Се был человек вельми достойный и прослыл одним из любимцев Екатерины Великой. А нынче уважение к российской старине у русских людей в особой цене. Нравственной. Как благодатное для отдельно взятой души и всей державы в целом. Идем ко мне!

Я выложил перед Анатолием Ивановичем распечатку влет набросанных за три дня моих заметок о первородных депутатах Екатерины:

— Отныне это твое Евангелие. Учись на добрых примерах. Нам на их толкование потребуются одна ночь, три пачки «Примы» и легкая жрачка. Лучше всего чай с поджаристыми крендельками.

— Ты придуриваешься? Я твои тоскливые писульки видеть не желаю. Ты мне оскомину набил со своим нытьем о больной народной совести. Все пророком мнишь себя!

Однако Пушкин так-таки подвинул к себе повесть. Повел глазами:

«Прасковье Васильевне, жене воронежского губернатора Лачинова, генерал-поручика и кавалера, под утро был сон: молодая императрица Екатерина приплыла к их городу на красивом раззолоченном струге и, сложив у рта пухлые белые ладошки, напевно кличет ее мужа Александра Петровича.

Вняв за чаем ее рассказу, Александр Петрович поморщился и велел принести себе персидской гуляфной водки, настоянной на лепестках черной розы.

— А чем черт не шутит!.. — хватив две чарки подряд, философски произнес Лачинов, и генеральская суровость овладела им».

— Нормально! Наш был мужик! — приободрился Фефилов.

«Он велел срочно звать в свой канцелярский кабинет суконного мануфактурщика Семена Авраамовича Савостьянова, потом же героя-артиллериста подполковника Степана Титова, полицмейстера Ивана Судакова и коменданта Воронежа бригадира Александра Хрущева.

Как только комендант вбежал, генерал-поручик распорядился немедленно собрать ватагу самых ловких и трезвых плотников. Чтобы у реки к обеду поставить триумфальную арку, украшенную ажурными китайскими фонарями, гирляндами цветов и лучшими турецкими тканями, обязательно с вплетением золотых нитей. Суконщику предстояло приготовить подарочные куски блескучего расписного шелка. Герой-артиллерист потребовался Лачинову для организации торжественного салюта, а Судаков — для соблюдения достойного порядка.