– Алло?

– Мне нужен Саша Крамаренко.

Молчание. После паузы – все так же негромко:

– Его нет.

– Вы, наверное, его жена?

Снова молчание. После паузы:

– Да.

– Передайте ему, пожалуйста…

– Это невозможно, – сказала женщина. – Он погиб.

Она разрыдалась и бросила трубку.

К жене Крамаренко Удалов и Дружинин приехали вдвоем. Дверь им открыла маленькая женщина с белым будто мел лицом, на котором ярко выделялись черные как уголь и невыносимо печальные глаза.

– Это мы вам звонили, – сказал Удалов.

– Да-да, я поняла, – произнесла вдова безвольным и безучастным голосом. – Проходите, пожалуйста.

Она черной бесплотной тенью скользнула в комнату.

Фотографии на стене. Супруги Крамаренко в лесу. Они же на море. Еще снимок: улица, много людей, на переднем плане – Крамаренко. Напоминание о прошлом. Впереди – уже ничего. Это все, что успели прожить вместе.

– Как это случилось? – спросил Удалов.

Он спрашивал, как погиб ее муж, и это было бестактно и даже жестоко, но он иногда бывал жесток и не стыдился этого потом – так было нужно.

– Сашу застрелили. Здесь, прямо в доме. Он вошел в подъезд, и возле лифта, наверное, его поджидали.

– Кто?

– Не знаю. Милиция ищет, но такие случаи безнадежны, мне сразу сказали.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Нет.

– И ничего такого не можете вспомнить, из-за чего кто-то мог решиться на убийство?

– Ничего, – сказала вдова и заплакала.

У нее сейчас было некрасивое лицо. Совсем не такое, как на фотоснимках. Несчастье уродует – и душу и лик.

– Где он работал? – спросил Удалов.

– В одной фирме. Торговля видеотехникой, что-то вроде этого, – ответила сквозь слезы Крамаренко.

– Кем?

– Охранником. Я же уже рассказывала об этом.

Она, наверное, приняла гостей за сотрудников милиции.

– Мы не из милиции, – сказал Удалов.

Крамаренко подняла залитое слезами лицо.

– Мы работаем в организации, в которой когда-то работал и ваш Александр. Вы знаете, кем он был раньше?

– Он служил в какой-то спецгруппе. Он почти ничего мне не рассказывал.

– Мы его коллеги, – сказал Удалов. – Совсем недавно встречались с ним, и вдруг – эта нелепая смерть.

Крамаренко опять заплакала. Удалов замолчал и долго рассматривал фотографии на стене.

– Извините, – сказала вдова. – Мне так тяжело…

– У него были какие-либо неприятности в последнее время?

– Я не поняла.

– На работе у него все было нормально?

– Да.

– Он не говорил, что там стало опасно, что у них могут быть осложнения?

– Нет.

– Ему кто-нибудь звонил домой? Или, может быть, он с кем-нибудь встречался?

– Встречался.

– С кем? – вскинулся Удалов.

– С людьми из той самой спецгруппы.

– А-а, понятно, – протянул Удалов. – Еще были какие-нибудь встречи?

– Нет.

– Вы так уверенно говорите…

– Саша всегда мне рассказывал, кого видел, с кем встречался.

– Вы когда-нибудь слышали от него такую фамилию – Воронцов?

– Нет.

– А Кочемасов?

– Нет.

– Когда вы с ним познакомились?

– Примерно год назад.

– Он тогда еще служил в спецгруппе?

– Нет. Он уже перешел в охрану фирмы, где и работал до последнего дня.

Так и должно было быть. В том, первом, составе «Антитеррора» тоже, наверное, бойцам запрещали вступать в брак.

– Я бы могла угостить вас чаем.

– Спасибо, не откажемся.

Крамаренко вышла из комнаты.

– На работе у него все было нормально, он ни с кем, кроме нас, не встречался, ни с кем не беседовал по телефону, – негромко произнес Удалов, словно подводя итог. – Его убили из-за причастности к делу Воронцова. Из-за того, Андрей, что мы его фамилию назвали Аникину.

Дружинин опешил. Сидел и молча смотрел на командира. И способность говорить к нему вернулась лишь спустя некоторое время.