В этот момент дверь кухни открылась, «сестра» вошла и замерла на пороге, а ошарашенный Воронцов привстал и, прежде чем почуявший неладное Смирницкий успел что-либо предпринять, потрясенно выдохнул:

– Хельга!!!

Это действительно была Хельга, но только она об этом не знала. Бросилась к «брату», повисла у него на шее, залепетала:

– Андрюшка! Ты приехал!

И заплакала от счастья.

Хельга ни на шаг не отходила от «брата», смотрела на него полными любви и обожания глазами. Она ни о чем его не спрашивала, рассказывала сама – о школе, о своих учениках, о директрисе, которая относится к ней чуть ли не по-матерински – и имела при этом вполне счастливый вид. Воронцов, немного бледный, сидел рядом с ней, и в его глазах были такие боль и мука, что если бы Хельга сейчас заметила – испугалась бы, но Воронцов смотрел в пол, прикрыв глаза, и со стороны казалось, что он просто внимательно слушает. Смирницкий следил за его состоянием со все возрастающим беспокойством, и когда он понял, что сейчас, через какое-то мгновение, может произойти срыв, резко поднялся и сказал с заискивающей улыбкой:

– Андрей! Я могу с тобой поговорить?

Воронцов не сразу понял, что эти слова обращены к нему, некоторое время сидел неподвижно, но Хельга и Шаповал удивленно смотрели на него, и он наконец очнулся. Вдвоем со Смирницким они вышли в коридор. Смирницкий еще не успел ничего сказать, как Воронцов внезапно схватил его за ворот рубашки и прижал к стене.

– Что с ней? – спросил он со злостью и болью. – Что за чепуха? Какая школа? Какие ученики? Что с ней сделали?

– Я не знаю, – пробормотал Смирницкий, лихорадочно пытаясь сообразить, как ему себя вести.

Наверное, такой ответ нисколько не удовлетворил Воронцова, потому что он с силой встряхнул Смирницкого, и тот даже ахнул – он и так почти висел в воздухе, и ему было очень неуютно, а теперь еще стало и больно.

– С ней проделали то же самое, что и со мной? – спросил Воронцов.

– Думаю, да.

– Так сделайте же что-нибудь! Я не могу смотреть на это спокойно! Она как больная, поймите! Я ее знал совсем другой!

– Я ничего не смогу сделать.

Лучше бы Смирницкий этого не говорил. Воронцов зарычал и швырнул его об стену. Если и присутствовал сейчас в квартире безумец – так это был он.

В коридор выбежала Хельга.

– Андрей! – испуганно крикнула она.

Воронцов выпустил из рук Смирницкого – тот мешком упал на пол – и обернулся к «сестре».

– Уйди в комнату, – сказал он внешне спокойно, но его душило бешенство.

Хельга замешкалась, и тогда Воронцов возвысил голос:

– Уйди!

Она попятилась и скрылась за дверью. Смирницкий тоже попытался ускользнуть, но Воронцов не позволил ему этого сделать, опять прижал к стене и заговорил, приблизив свое лицо к нему вплотную:

– Верните мне ее прежнюю. Иначе я за себя не ручаюсь.

– Я не сделаю этого, Саша. Мне запретил Федор Иванович.

Смирницкий надеялся, что это подействует отрезвляюще, но просчитался – для Воронцова Федор Иванович был совсем не такой грозный командир, как для Дружинина.

– Я не знаю, кто вам что запретил. Я хочу вернуть Хельгу. Свою Хельгу!

Воронцов опять встряхнул Смирницкого.

– Хорошо, – сдался тот и прикрыл глаза. – Я попробую. Но ничего не гарантирую.

– Все вы хорошо сказали, – одобрил Воронцов. – Кроме последней фразы.

Шаповала под благовидным предлогом выпроводили из квартиры. Воронцов уходить отказался наотрез и остался в комнате, где Смирницкий с немалым волнением приступил к своим загадочным манипуляциям. Хельга сидела в кресле, спиной к окну, у которого примостился Воронцов.

Смирницкий почти сразу обнаружил схожесть ситуаций: Хельга, как совсем недавно Воронцов, впала в состояние транса, цвет лица изменился, на лбу появилась испарина. Она начала дрожать, Воронцов это заметил и попытался к ней подойти, но Смирницкий остановил его резким раздраженным движением и процедил сквозь зубы:

– У меня в сумке, там, на столе, найдите шприц и ампулы в желтой картонной упаковке.

Через несколько минут, когда он сделал укол, Хельга задышала ровнее.

– Теперь порядок, – пробормотал Смирницкий и шумно вздохнул.

Ему самому сейчас впору было принять успокоительное.

Хельга открыла глаза и долго молча смотрела на стоящего перед ней человека.

– Кто вы? – наконец спросила она.

Ее голос был тих и слаб.

– Меня зовут Игорь Николаевич.

– Что со мной?

– С вами все в порядке, моя милая. Вы меня узнаете?

– Нет.

– Ничего страшного, так и должно быть.

Воронцов неслышно отходил от окна. Он и хотел, чтобы Хельга его увидела, и одновременно боялся этого. Не мог себе представить, что с ним будет, если она его не узнает.

– Где я?

– Это ваша квартира, – ответил Смирницкий.

– Моя квартира?

В бесстрастный до этого голос Хельги добавился оттенок изумления. Она осторожно повернула голову, оглядывая незнакомое ей жилище, и вдруг наткнулась взглядом на Воронцова. Они оба замерли. Воронцову казалось, что сердце его разорвется.