– Своевременно поступивший сигнал – это уже половина успеха оперативно-разыскных мероприятий! – веско сказал милиционер.

Шурик с готовностью кивнул. Будь у него сейчас в руках блокнот и ручка – непременно бы записал. Чтоб затвердить и помнить.

– Ладно, пошли, – сказал милиционер. – Сейчас тебе в двух словах объясню диспозицию. Мы его взяли. Он признался. Осталось опознание провести, чтобы подкрепить его признательные показания свидетельствами потерпевшей стороны. Ты на опознании был когда-нибудь?

– Нет.

– В общем, так. Сидит на стульчике наш задержанный, а с ним рядышком сажаем двух других, которые к этому делу не имеют отношения. Но ты-то своего сразу узнаешь…

– Конечно.

– Вот и ладненько. В общем, заходим, я тебе твою задачу объясню, и только тогда ты в присутствии понятых пальчиком – тык! Вора, в общем, обозначил. Мы фиксируем это в протоколе. Ты расписываешься и свободен. До суда.

– До к-какого суда? – обмер Шурик.

– Ну, мужика того судить будут. А ты там вроде как свидетелем.

Шурик перевел дух. А тем временем они уже дошли до здания администрации. Прошли по коридору, Шуриков провожатый распахнул дверь опорного пункта, где под присмотром еще одного милиционера сидели на стульчиках у стены три человека: мужичок довольно помятого вида и два респектабельных негра – добротно одетых. Оба в очках в золотой оправе – очень похожи на дипломатов из какой-нибудь африканской страны.

– Ну вот, – сказал деловито сопровождавший Шурика милиционер. – Проводим процедуру опознания. Попрошу посмотреть на этих людей и сказать, есть ли среди них тот, кто полчаса назад пытался совершить кражу в вашем магазине.

Вся штука была в том, что сидевший рядом с неграми мужичок был вовсе не Муханов. И даже не похож. Ну а негры и вовсе были вне подозрений.

– Нет, – сказал Шурик. – Никто мне здесь не знаком.

– Как – не знаком? – неприятно удивился милиционер.

У него был такой вид, будто только что Шурик в его присутствии белое назвал черным или наоборот, то есть соврал бесстыже нагло.

– Попробуй еще разок, – предложил Шурику милиционер, явно сдерживая готовое вот-вот прорваться неудовольствие.

Шурик проникся. Если милиция просит – почему бы не помочь. Он же милиции не враг. И самому себе тоже. Он всмотрелся в лицо того помятого мужичка, пытаясь уловить знакомые черты. Уловить не получилось. Тот худой был, а этот полный. Тот среднего роста, а этот коротышка. И одежда другая. И вообще.

– Не он, – сообщил Шурик, внутренне сжимаясь.

– Да что ты, гад, делаешь! – прорвало милиционера. – Я ж к тебе по-человечески, а ты мне всю отчетность портишь! Я ж специально негров посадил, чтоб тебе задание облегчить! Я же тебе чуть ли не пальцем показываю – кто, а ты меня подводишь! Да еще при понятых! – окончательно осерчал он, вспомнив вдруг о нежелательных свидетелях.

А понятые тут действительно присутствовали, только Шурик их поначалу не заметил, они у двери сидели, а Шурик едва вошел, сразу на ту троицу опознаваемых внимание обратил, и только теперь он обернулся и на понятых посмотрел.

Уж лучше бы не оглядывался. Потому что в роли понятых были какая-то женщина и Муханов собственной персоной. Муханов смотрел на Шурика честным взглядом человека, который только что что-то украл. Едва ли не на лбу у него было написано, что он вор. У бедного Шурика поплыло лицо, будто его сводила судорога. Слишком неожиданно все было. Без подготовки. У кого хочешь крыша поедет.

– Ва… Э… Хм, – попытался Шурик донести до милиционера какую-то мысль.

– Ась? – уточнил милиционер ласково.

К Шурику дар речи еще не вернулся. И этим тотчас же воспользовался Муханов.

– Ну что, я пойду тогда, пожалуй, – нагло сказал он. – Раз товарищ ничего не подтверждает. У меня все-таки дела. Работа опять же.

Он поднялся со стула и шагнул к двери. Но тут Шурик бросился вперед, повис на Муханове и заверещал дурным голосом:

– Вор! Во-о-ор!

Не ожидавшая такой экспрессии актриса, которая играла роль понятой, закатила глаза и медленно съехала со стула. На бедную женщину никто даже не обратил внимания.

– Что такое? – спросил у Шурика озадаченный милиционер, снял фуражку и почесал затылок.

– Вор! – объявил Шурик, не выпуская Муханова из своих цепких объятий. – Он вот украл!

– Да ну! – не поверил милиционер.

Шурик поклялся в том, что не врет, но сделал он это в таких выражениях, что в последующем при монтаже передачи нам его цветистую клятву придется заменять писком, как мы поступали всегда в тех случаях, когда в речи наших героев проскакивали матерные слова. Клятва произвела на милиционера неизгладимое впечатление. Он проникся. На всякий случай все-таки уточнил: