Шрифт:
– Приятного аппетита! – говорит Белла.
– Приятного аппетита! – гремит сад.
Празднество дня рождения в разгаре.
Теперь сестры Румпель приносят главное: двухэтажный торт с номером – 12, и ставят его перед Иоанной.
– Да здравствует, Иоанна! Да здравствует, Иоанна! – поднимает чашку дед.
Надо же! Дед вносит в подразделение все его буржуазные привычки.
– А теперь, Иоанна, разрежь торт и угости всех…
Глаза всех обращены к столь искусно украшенному торту, и нет у Иоанны иного выхода, как разрезать его на тонкие-тонкие ломтики, снова обнести все столы, и каждого угостить тортом.
– С днем рождения, – не успокаивается дед, – с днем рождения, Иоанна! – Иоанна не знает, куда себя деть от стыда. Недостаточно того, что дед взял на себе ведение всего празднества, он еще выпрямляется на стуле и говорит:
– А сейчас, дети, расскажу я вам байку…
Глаза Иоанны с укором глядят на деда. Сейчас он расскажет об Антонии, пьяном конюхе. Это дед рассказывает на днях рождения каждого из членов семьи. Дед и представить себе не может чей-то день рождения без рассказа о пьяном конюхе! Но подразделение с большим вниманием слушает деда. Никто не двигается, не шелохнется.
– Дети, – рассказывает дед, – когда я был ребенком, в доме моих родителей был обычай. Каждый член семьи имел право о чем-то попросить, и просьбу его всегда выполняли. У меня был друг, и звали его Антоний, по имени христианского святого. Он был конюхом у моего отца. Он очень любил лошадей и следил за ними всей душой. Лошади в конюшнях отца всегда были вычищенными, выхоленными, радовали взгляд. На себя Антоний не тратил ни воду, ни мыло, ни гребень, ни щетку. Но более всего любил выпить. И так как жена не давала ему войти в дом, когда от него несло запахом спиртного, он проводил большинство ночей в конюшне, с лошадьми. Антоний этот был мои душевным другом…
Голова Иоанны опущена низко, она так стыдится деда и его баек. Но дед, конечно же, видит лишь лица внимающих детей и получает истинное удовольствие.
– Да, дети, мне было десять лет. В день моего рождения я попросил, чтобы пригласили конюха – пьяницу Антония. Отец, благословенной памяти, обещал мне все сокровища, лишь бы я отказался от своей просьбы. А моя нежная мать, которая обычно надевала на семейные праздники шелковое платье, садилась всегда на краешке стула, – и дед показывает перед подразделением, как его мать сидела, вызывая всеобщий хохот.
– Да, и нежная моя мать угрожала мне, что не придет на праздник моего дня рождения в роскошную нашу столовую в доме отца, если я туда приведу конюха Антония, который запахом спиртного отравит весь праздник. Ничего не помогало. Я твердо стоял на своем и требовал, чтобы конюх был приглашен на праздник!
Деду апплодируют. Он с гордостью выпрямляется на стуле.
– Да, дети. Входит мой друг конюх в роскошную столовую. Отец мой дал ему в честь моего праздника свой старый костюм и приказал постричься за его счет у парикмахера. Но Антоний не изменил своим привычкам. Моя мать каждую минуту извлекала из вышитой сумочки флакон духов, а отец объяснял всем и каждому, почему среди гостей на моем дне рождения в этом зале находится конюх. Антоний же чувствовал себя отлично на моем празднестве. Ели и пил полными стаканами, пока нос его не стал красным и не открылся рот. И так как видел множество пылающих свечей и серьезных лиц, вообразил в душе, что он в церкви, и начал креститься, пустил слезу, и закричал:
– В преисподнюю всех евреев, которые распяли Христа-освободителя! Встал мой отец и выгнал моего доброго друга Антония из дому и из конюшен.
Дед заливается громким смехом. Иоанна удивлена. Не в обычае деда заканчивать смехом байку об Антонии.
Всегда он сидел с серьезным лицом среди смеющихся слушателей и получал тайком удовольствие. Но сегодня он смеется, и чувствует Иоанна, что этот громкий смех деда, и то, что он опрокидывает посуду на столе, вовсе не его смех.
Белла и все остальные благодарят деда за интересный рассказ. Все смеются, разговаривают, жуют. Сестры Румпель вновь наполняют чайники горячим ароматным шоколадом, заполняют столы блюдами, на которых горами навалены пирожные и печенья. Друзья Иоанны ошеломлены этим изобилием. Иоанна осмеливается поднять голову и взглянуть на деда. Лицо его с огромными усами и большой шевелюрой такое, как всегда, и все же это не его лицо.
– Иоанна, девочка моя, а ты? – встречаются глаза деда с глазами внучки. – В этом году ты ничего не попросила ко дню рождения. Не слышал, детка моя, чтобы ты что-то попросила.
– Ах, дед, – коротко отвечает Иоанна, и дед, естественно, не может знать, что ответ упрятан на чердаке, в дневнике бабки, который она извлекла из ее комода, а записала в нем несколько слов: «Просьба моя в день моего рождения, чтобы отец выздоровел!»
И все же, дед понимает. Он не отводит глаз от внучки. Дед и Иоанна понимают друг друга. Белла уже отдала команду – встать со стола, и все сидят кругом на траве.
– Вечером, – объявляет Джульетта, – мы проведем игру скаутов в саду Иоанны. Тем временем, он наигрывает на мандолине, Ромео – на губной гармонике, и подразделение поет:
Выше ногу, братья,Спешим на древний зов.Выше ногу, братья, —В страну наших отцов.И тихий сад наполняется ликованием. Старые деревья, посаженные юнкерами много поколений назад, безмолвствуют. Тихий вечерний ветер бессилен даже пошевелить хотя бы одну ветку.
– Иди, детка моя, – гладит дед волосы Иоанны, – иди, пой с твоими друзьями. Радуйся, Иоанна, радуйся в свой день рождения.