– Да, Агата, – продолжает Гейнц подлизываться к ней, – Фрида экономна.

– Скупа! – повышает Агата голос. – Полнейшая скупердяйка. Эта болезнь у нее из-за банка. Из-за него она все замешивает на воде.

– Из-за банка? – удивляется Гейнц. – Какое отношение имеет крем к банку?

– Гейнц, – строго говорит Агата, – ты еще молод, а у молодых понимание ограничено. Если я тебе говорю, что все беды ее приходят из-за банка, так оно и есть.

– Ага! – улавливает Гейнц, что она имеет в виду, с удовольствием пьет ее отличный кофе и смеется.

– Агата, – объясняет он Эрвину, – Агата имеет в виду посещение Фридой раз в году банка перед праздником Рождества. У нас в доме Фриде не платят за работу. Месячная оплата, как служанкам? Боже упаси. Такое дело оскорбило бы Фриду до глубины души. Каждый год, перед Рождеством, отец переводит полагающуюся Фриде сумму в банк. И раз в год наряжается Фрида в свои лучшие одежды и, в сопровождении моего отца и деда направляется в банк. За день до этого дед звонит по телефону директору банка, который, естественно, его друг, и торжественно сообщает об их приходе. Мальчик-служка ожидает их появления перед входом, у коричневой мраморной стены, широко распахивает дверцу черного автомобиля и помогает Фриде выйти из нее, как важной матроне. И, конечно же, Фрида не стоит в очереди с обыкновенными смертными. Сам директор собственной персоной сходит по ступенькам, покрытым красным ковром, чтобы встретить ее с большим почетом. Он ведет ее прямо в свой кабинет, берет у деда толстую роскошную сигару, которая уже заготовлена в его портмоне, и тут же окутывается клубами ароматного дыма. После того, как они погружаются в кожаные кресла, приходит угощение в виде чашки мокко и сигара наполовину выкурена, директор приказывает принести Фриде ее счет, раскладывает перед ней на столе ряды чисел, проценты от процентов и всякие тайны тайн банковской мудрости. В эти минуты отец и дед сидят, не произнося ни звука. Одна Фрида в центре внимания. Когда завершаются разговоры и разъяснения, и директор до конца выкуривает сигару, Фриде становится ясно, что богатство ее увеличилось. И она обещает всем, что в любом случае, все это богатство она отпишет в наследство детям Леви, потому что это ее дети. Именно, она вырастила их и сделала их людьми. Тут же дед вручает директору всю пачку роскошных сигар, вся компания встает из кожаных кресел. На этом завершается визит Фриды к своему банковскому счету.

– И в этом году она снова была в банке? – спрашивает Агата.

– Да, – признается Гейнц тоном знающего человека, – в это году снова была.

– И дед был с ней?

– Да.

– А мы даже свинью не зарезали в этом году к празднику Рождества, – Агата сердито продолжает замешивать в миске лимонный сок, – дед не приехал праздновать с нами, хотя и обещал. Была я одна с Руди. Ах, Иисус Христос! Одна с этой гнусной физиономией, – Агата в сердцах решительным жестом ставит миску на стол.

– Это из-за отца, Агата, – проявляет к ней жалость Гейнц, – это из-за моего отца, а не из-за Фриды. Отец плохо себя чувствует, Агата.

– Отец твой плохо себя чувствует? А ты…Чего явился сюда, если отец твой плохо себя чувствует?

– Я, Агата, – заикается Гейнц, – я приехал к вам немного отдохнуть. И я не очень хорошо себя чувствую, для меня это оздоровительная поездка.

– Господа, которые с тобой приехали, тоже больны?

– Да, они тоже нуждаются в восстановлении здоровья.

– Очень странно, – удивляется Агата, – все больны. А я в своей жизни даже одного дня не болела. – И вдруг быстро подбегает к окну.

– Руди! – кричит она. – Ты что, не слышишь? Руди!

– Тише, Агата. Надо беречь нервы, Агата. – В окне кухни появляется лысая голова Руди, который громко смеется.

– Иисусе Христе и Святая дева! – вскрикивает Агата. – Со дня, как ему сделали вставные зубы, захватили его дурные страсти. Все время разевает рот, и каждую субботу шатается в городе вокруг дома коричневых солдафонов, как кот вокруг сметаны. Берегись! – кричит она Руди. – В один миг выгоню тебя с усадьбы.

– Ты чего? – теперь орет Руди. – Я иду туда смотреть… Там всегда что-то происходит. Музыка, танцы. Весь город приходит.

– Байки, байки! И все, чем они завлекают, идет от дьявола, который улавливает в свои сети. А теперь иди и зарежь свинью. Господа больны, а от куриного мяса человек не выздоровеет.

– Зарезать свинью? Это я люблю, – светлеет лицо Руди.

– Где священник? – удивляется Эрвин. – Странно, что он еще не спустился из своей комнаты.

– Священник? – отвечает Руди. – Священник не в комнате. Рано утром я видел его выходящим в поля.

– Иисус! – вскрикивает Агата у окна. – Иисус и Святая дева! Порази меня преисподняя, если там не граф Эбергард со священником.

– Граф Эбергард, – вскакивает Гейнц с места.

– Граф Эбергард, – шепчет Агата, как будто увидела перед собой черта. – Граф Эбергард, человек в теле, очень известен и славен во всей округе, – объясняет Агата удивленному Эрвину, – один из самых богатых владельцев поместий в этом краю. Множество полей вокруг принадлежит ему. Жители этих мест относятся к нему с большим почетом. Он очень строгий педант, но справедлив с работниками. У деда граф Эбергард, никогда не бывал. У него большой господский дом, далеко отсюда.

Карета галопом влетает во двор. В ней – граф Эбергард, священник и два огромных охотничьих пса. Это красивый и быстрый охотничий возок, и впряжен в него коричневый породистый конь. Умелым прыжком с возка соскакивает граф. На плече его охотничье ружье. Длинные гибкие ноги выделяются из узких, в обтяжку, рейтуз для верховой езды и высоких коричневых сапог. На нем зеленая куртка, приталенная к удлиненному телу ремнем. Поверх мехового воротника глядит с хмурым выражением длинное лицо. Над узкими губами – маленькие усики. Глаза голубые, красивые, глядят несколько высокомерно – глаза господина. Выглядит граф моложе своих лет, но в светлых его волосах уже проглядывает седина. Рассказывают, что он в чине генерала участвовал в войне на берегах Балтийского моря, и сильно задержался с возвращением в свое поместье. Он почти ровесник Артура Леви.