Шрифт:
«Нам надо увеличить группу».
«Как это можно сделать, если мы всегда остаемся вшестером?» – спросил я. Это вырвалось у меня, но я был рад этому, ибо Габриэль открыл нам нечто, что до сих пор скрывал от нас.
«Мы не только вшестером!» – медленно процедил он, и это всегда предвещало неожиданность следующего сообщения.
Мы все напряженно уставились на него.
«Есть еще люди, такие, как мы, в разных местах страны. Один тут, другой там».
«И они тоже действуют?» – спросил Аарон и затаил дыхание в ожидании ответа.
«Пока они разбросаны и не имеют возможности совершить настоящие акции, но они готовят себя к этому».
«Значит, что-то растет?» – сказал Дан, улыбаясь.
«Да. Растет. Там и здесь. Главным образом, юноши из поселений пришли к тем же выводам, что и мы. Часть из них, так же, как мы, покинула «Хагану». Но мы еще не дошли до этапа создания общей организации. Пока мы накапливаем оружие и проводим небольшие акции».
«Выходит, у нас будут в ближайшее время две подпольные организации!» – с явным беспокойством произнес Яир.
«Нет иного выхода, – сказал Габриэль спокойным голосом, – кто-то должен прорвать эту ограду сдерживания, иначе ожидает нас катастрофа намного больше, чем создание двух подпольных организаций».
«Трудно представить себе катастрофу больше этой, – сказала Айя, – вспомните мстителей умеренных и мстителей фанатиков времен Второго Храма. Это пахнет гражданской войной. Я предвижу эту взаимную ненависть, убийства, сжигаемые запасы продуктов…»
Я видел, что упоминание печальных событий истории потрясло Габриэля, хотя он и не подал вида, а лишь потер лоб и надолго задумался. Затем обратился к ней со всей серьезностью, вовсе не собираясь спорить:
«При всем при этом, ты осталась с нами. Не так ли?
Значит, в твоей душе есть то, что заставляет совершать поступки, несмотря на некоторое неверие в справедливость того, что мы делаем».
Он помолчал и затем добавил:
«Что тебя снедает, Айя?»
Тут не выдержал Дан:
«Действительно, черт возьми, что тебя заставляет оставаться здесь, с нами, после всех твоих разговоров, которые мы уже слышали не раз?»
Айя подняла на него спокойный взгляд:
«Поверь мне, Дан, что есть у меня на это достаточно веские причины».
Скрестились два упрямых взгляда, и каждый был уверен в своей правоте. Я был огорчен той ценой, которую ей пришлось платить за их дружбу. Дан отвернулся первым, несколько смутившись грубостью своего нападения, но пребывая в полной уверенности активного неприятия мнения своего противника.
Эта дуэль взглядов не привлекла внимания Габриэля. Он все еще был погружен в размышления, ибо понимал, что ответ его был неполным, а он явно не принадлежал к тем, кто оставит объяснение незавершенным.
4
Все это время никто не обратил внимания, насколько сгустилась темнота. Никто не подумал зажечь свет. Лишь на миг вспыхнула спичка, обозначив наши тени на стене. Это Габриэль раскурил трубку, и затем снова стало темно. Лишь виден был тлеющий огонек трубки, то слабеющий, то усиливающийся. Я чувствовал, что это нелегкий час для Габриэля, и вместе со сгорающим табаком что-то сгорало в его душе, изнемогающей от мучений, оборачивающихся пеплом, но не в силах обрести успокоение. Было ясно, что напоминание Айи о братоубийственной войне фанатиков не давало ему покоя. Ведь он был весьма чувствителен к историческим аналогиям, и никогда не пытался увильнуть от опыта прошлого, с болью, но честно взвешивая возникающие при этом ассоциации. Это было ясно из того, что он сказал после длительного молчания:
«Ты видишь языки пламени, сжигающего запасы питания, которые разожгли разгоряченные фанатики, чтобы заставить всех остальных сражаться. Нет сомнения, это ужасное действие, которое ни в коем случае не должно повториться в будущем. Но я вижу иные языки пламени, охватившие весь наш регион. Это будет война народов за этот регион, и языки этого пламени превзойдут все, что было раньше».
Он продолжал с явно нарастающим волнением: «Вы что, правда полагаете, что я с вами вместе сделал то, что сделал, чтобы научить правильному поведению жителей Малхи и Лифты? Нет! Не велика эта цель для меня. И нет в ней ничего, чтобы оправдать тот вред, который я нанес и еще нанесу вашим родителям. Я отбирал ночами часы вашего сна, я заставлял вас стирать подошвы, я заставлял вас лгать родителям. Все это я делал во имя гораздо более широкой цели. И цель эта – победить в войне за эту землю на берегу Средиземного моря, с которого Восток нас хочет сбросить, как сбросил крестоносцев. И все стремления мои – предотвратить эту трагедию, я бы сказал, новым ее, сионистским вариантом. Желание мое – не дать «Маген-Давиду» повторить судьбу «креста»!
«Несколько минут назад вы говорили лишь о прорыве политики сдерживания», – напомнил я ему.
«Истинная проблема не в сдерживании или в его прорыве, – повысил он голос, – проблема в том, будет ли властвовать народ Израиля над этим его древним уделом или будет отсюда выдворен. Ты должна понять, что проблема только в этом! И прорыв сдерживания лишь маневр, чтобы доказать наш характер в преддверии будущих событий.
Все, что мы сделали до сих пор, не имеет никакой ценности, самой по себе. Это просто упражнения, цель которых укрепить наш характер перед будущей великой войной».