– Ненавидишь?

– Как можно ненавидеть человека, которого даже не видела ни разу?

– А я бы не простил.

– А кто нам дал право судить?

– А этого права не надо ждать. Его надо брать и судить, как считаешь нужным.

Рига качнула головой, сказала негромко:

– Давай не будем больше об этом.

Работа у Паши оказалась не пыльная. Виталий Викторович, начальник охраны, снабдил его стопкой книг и журналов по проблемам охранной службы, наказав ознакомиться прилежно. Паша книжки эти полистал и понял, что они его ничему не научат – такие же люди их писали, как и он сам, а в некоторых вопросах он даже опытнее оказался, чем писаки эти.

Сдвинув книжки в сторону, он поболтал с Ритой ни о чем, после чего, заскучав, отправился на осмотр особняка, в котором ему работать придется. На первом этаже неожиданностей не было, но когда Паша наверх по лестнице решил подняться, его остановил возникший из ниоткуда охранник, сказал твердо, даже не спросив ни о чем предварительно:

– Нельзя!

– Я работаю здесь, – попытался втолковать ему Паша.

– Вы не здесь работаете, – охранник за спину кивнул, на лестницу, путь к которой Паше преграждал. – Ваше место в девятнадцатом кабинете.

Номер кабинета он точно назвал, и Паша этому факту поразился неимоверно. Все-таки охрана у них здесь была изумительно поставлена. Он в очередной раз имел возможность убедиться в этом.

Подбельского Паша увидел на следующий день. Тот только что в офис приехал и к лестнице шел, сопровождаемый охраной. Вид имел озабоченный, но Пашу, стоящего в отдалении, все-таки приметил, приостановился на мгновение, спросил:

– Как работается?

– Нормально.

– Ты зайди ко мне минут через двадцать. Поговорим.

Он Паше новую работу предложить хотел, похоже. Паша с этим настроением в кабинет Подбельского и шел. Но сейчас события не торопил нисколько, видел, что все продвигается так, как ему, Паше, надо. Охрана, уже предупрежденная, видимо, Пашу пропустила безропотно.

– Я спросить тебя хотел, – сказал Подбельский негромко, оторвавшись от бумаг.

Паша на него глаза поднял, изображая внимание и готовность отвечать.

– В психушку ты за что попал?

Сердце Пашино оборвалось и рухнуло куда-то в бездну. Он сказать что-то хотел, но лишь шевельнул губами по-рыбьи безмолвно – и все. А Подбельский смотрел на него по-прежнему вопрошающе.

– Это давно было, – пробормотал Паша и сам понял, как глупо его слова прозвучали.

– Я знаю, – кивнул Подбельский. – В армии еще. Но все-таки – за что?

Они многое знали о нем, оказывается. Проверяли, что ли?

– Так надо было, – сказал Паша.

– Кому?

– Ну, не знаю, как сказать. Мне было надо. Командирам моим.

– Для чего?

– Чтоб в тюрьму не попасть.

Подбельский на него смотрел исподлобья. С холодком во взгляде, отстраненно как-то. Паша понял вдруг, что его работа здесь окончена, не успев начаться. Не поправить уже ничего. И заново не слепить. Разбилось.

– За что же тебе тюрьма грозила?

– Я типа одного покалечил, – сказал Паша неохотно.

– Сильно покалечил?

– Вторая группа инвалидности.

– Ого! – все так же холодно сказал Подбельский. – И за что ты его так?

– Он молодых унижал.

– Но это же вроде давно повелось?

– Потому что молчат все! – вскинулся Паша и кулаки сжал.

– А ты, значит, не молчал.

– Не молчал.

– Робин Гуд, словом.

Он уколоть Пашу хотел, наверное, но сейчас это у него не получилось.

– Да, – сказал Паша. – Робин Гуд, если вам так больше нравится.

– А парня калекой сделал.

– Из-за него два человека погибли.

– Вот как? – вскинул брови Подбельский.

– Он солдата-первогодка так замордовал, что тот не выдержал и повесился ночью. И сразу после этого отец того первогодка умер. Прямо на похоронах сына – сердце не выдержало.

Подбельский на Пашу смотрел внимательно. В разговоре возникла пауза.

– И ты, значит, не захотел в тюрьму идти, – напомнил Подбельский, подвигая дальше разговор. – И закосил под психа.