— Государь мой, во время плавания, которое длилось изрядно, мой хороший приятель господин Бовес и научил меня. И не только научил, но и помог.

— Отвечай, Ролланд Инфортюне, многими ли языками ты говоришь?

— Я совершенно говорю материным языком, то есть голкондским, еще языком авоадским, говорю и пишу по-русски, по-французски, говорю хуже по-голландски, потому что пробыл в Амстердаме и Гааге совсем недолго.

— Продолжай, Инфортюне, куда ты отправился из Парижа?

Пьер Шенон устал от всех этих существующих и несуществующих королевств, государств, городов, глаза же арестанта уже загорелись воспоминаниями о своих странствиях и приключениях, лицо его порозовело, разве что он переминался с ноги на ногу.

— Как я уже сказал, милостивый государь, мы поприятельствовались с господином Бовесом и отправились с ним на остров Мальту, где он имел свой дом и родственников. Оттуда, по прошествии нескольких месяцев, мы отправились на корабле в Крепость, которая находится в Нигриции, Там у господина Бовеса были торговые дела.

Наше намерение было удачливо, и мы находились уже неподалеку от упомянутой Крепости, как вдруг сильный ветер причинил великую непогоду, и корабль наш сокрушился на песках, простирающихся на три мили от берегов Нигриции.

Итак, я остался на Черном берегу без еды, без питья и без верных товарищей. В таковом несчастливом состоянии броди я по берегу реки Сенеголя почти целый месяц, питался одними травами, которые там едва можно было найти.

Совсем обессиленный, добрался я до Королевства Тамбукта, откуда идти уже не мог и взят был в полон черными и приведен к их королю. Король меня спросил, каким образом и откуда я зашел в его королевство? Я ему рассказал всю истину. Оказалось, что Король Тамбуктский весьма любит французов, которые производит торговлю в сем королевстве золотым песком. Король повелел принять мне службу в его войсках, поелику имел он тогда войну с касдинскими народами.

Однако я не мог долго оставаться в сем королевстве, поскольку обращение и нравы сих черных мне неприятны были.

К счастию моему, на Черный берег пристал голландский корабль, называемый «Кастор Питер», где среди команды было много и французов. С ними я договориться, чтоб они меня взяли с собою.

Я уже знал день и час отхода корабля, и темной ночью, когда все черные солдаты спали, и горел только один сторожевой костер, я, вышедши из шалаша как бы по нужде, крадучись среди деревьев, спустился к берегу. Там уже меня ждал ялбот, спущенный с корабля, с двумя вооруженными на непредвиденный случай французами.

В лагере черных даже никто не шелохнулся, и мы на боте благополучно отвалили от берега и, пройдя примерно с полмили, увидели огни на корабле «Кастор Питер».

Я забыл сказать, что за время службы у черных насобирал немало, целый мешочек, золотого песка, что позволяю мне щедро расплатиться за услуги французов и благосклонность капитана.

Шли мы по морю на корабле без всяких приключений и через несколько времени прибыли в голландский порт Амстердам...

— Отвечай, зачем ты вернулся из Амстердама в Париж? — спросил вконец обессиленный Шенон, не веря уже ни одному слову арестанта.

Арестант вдруг вздрогнул и по-мальчишески закричал:

— О небо! Желал бы я лучше, чтоб Ты окончило жизнь мою здесь, в Бастилии, ибо сие есть истинное освобождение от всех несчастий и от всех нужд!

Адвокат Шенон немедля позвал полицейских, они надели на руки Ролланда Инфортюне, или Нао Толонда, или Ивана Тревогина, железа и отвели во Внутренний Замок, заперев в каменной камере.

Через день комиссар Ле Нуар прислал князю Барятинскому все показания Тревогина на допросе. Князь внимательно ознакомился с похождениями пригретого им бродяги-матроса, который сказывает о себе теперь, что он Голкондский принц. Потом еще раз, перебирая листы протокола допроса, он взял перо и стал жирными линиями подчеркивать места, связанные с пребыванием арестанта в России.

— Баснословная повесть... ну да... баснословная повесть и есть, — размышлял князь, прохаживаясь по кабинету. Он подошел к столу и начал внимательно разглядывать рисунки, сделанные довольно искусно. — В каком намерении он изобразил печать с Императорским гербом России? И на монетах, которые он готовился бить, двуглавый российский орел. Конечно, баснословная история... Но, может быть, есть в оной место еще и такое сокровенное, которое подлинно заслуживает внимания?

На следующий день князь пригласил к себе господина Ле Нуара, приказал слуге принести в кабинет графин водки с закусками.

Удобно устроившись в креслах, князь и комиссар стали обсуждать это довольно запутанное дело.

— Сумасшедший, — говорил комиссар Ле Нуар, — я охотно бы согласился, что он откровенно сумасшедший. Но дела его показывают иное. В его бумагах мы нашли черновик письма Францу Салгария в Голландию, в котором он пишет, что заказал здесь инструменты для битья монеты и что бумажные деньги уже заказаны, и все оного ремесла мастеровые подговорены. Мы не должны его считать просто сумасшедшим или домашним вором. По секрету вам сообщу, что мы сейчас идем по следу шайки фальшивомонетчиков, и след этот действительно тянется в Голландию. С другой стороны, действовать так открыто, как делает этот самозванец, может только сумасшедший.