– Я вижу, у меня зеркало есть, – крикнул он. – Что предлагаешь?

– А что предлагать? Доезжай до первого закрытого поворота, а там по тормозам и все огни отключай. И если успеешь, то заберись к нам в кузов. Если мимо проедут – это не к нам, а если следом полезут – то по законам военного времени решать вопрос будем, валим без предупреждения.

– Понял, лады! – крикнул он и чуть прибавил скорости.

– Настя, давай со мной!

Пристроились рядом, на коленях, вцепившись руками в задний борт. Фары были все ближе и ближе, из точек они превратились в лучи, которые почти добивали до нас. Федька чуть сбросил скорость, позволяя им нас разглядеть, потом и вовсе почти затормозил, заправляя неуклюжий грузовик в крутой поворот между двумя высокими заборами. «Блиц» проехал еще метров тридцать-сорок, выдавливая колею в пока не очень глубоком снегу, прежде чем остановился окончательно, фары погасли. Хлопнула водительская дверь, Федька спрыгнул на снег и, высоко подкидывая колени, побежал к углу забора, на ходу досылая патрон своего ППШ. Рисково, но правильно, так он еще во фланг стрелять сможет.

Почему-то вспомнился РПД, хранящийся на Ферме. Вот из чего бы долбануть, если это все же за нами гнались. В упор, да из пулемета, с лентой на сто пятьдесят… очень было бы впечатлительно.

Наша простенькая ловушка сработала. Преследующая машина, накренившись и подпрыгнув на кочке, влетела в этот переулок через полминуты, лучи ее фар уперлись в высокий кузов грузовика, начисто перегородившего дорогу. Водитель преследующей машины дал по тормозам изо всех сил, их потащило вперед юзом, и в этот момент три автомата ударили по кабине длинными очередями. Сыпануло смесью стеклянной и металлической крошки, искр, выбиваемых пулями из металла, вроде бы даже кто-то закричал, но мне могло и показаться, затем машина, странно дернувшись, свернула в сторону, ткнувшись бампером в забор, который накренился, но выстоял.

Стрельба стихла, все три рожка опорожнились.

– Перезарядка! – крикнул я.

Получилось как-то неожиданно громко, словно звук человеческого голоса был для этого места противоестественным.

Залязгал негромко металл, на место пустых встали полные магазины.

– По кабине огонь! – и сам первым утопил спуск.

Зачем зря рисковать, если можно снова прочесать свинцом тесное пространство кабины какого-то небольшого грузовичка. Патронов у нас много, на всех хватит. Автоматы снова прогрохотали свои недлинные арии, разбрасывая вокруг гильзы и расхлестывая струями свинца машину, в которой никто не шевелился.

– Перезарядка! Прикрывайте!

Снова негромкий металлический звук магазинных защелок. Перемахнув через борт, я вытащил из кобуры пистолет, чтобы иметь возможность орудовать одной рукой, подошел, удерживая его на уровне глаз, к машине, похожей сейчас на дно дуршлага. Достал из сумки фонарик «жучок», посветил внутрь.

– Что там? – спросил Федька.

– Фарш, – ответил я и именно это слово как нельзя точнее характеризовало то, что я увидел.

Грузовик был небольшим, полуторка «штайр», да еще и с необычной пятиместной кабиной, с коротким кузовом. В кабине было четверо. Двух передних изорвало буквально в клочья, в каждого пришлось, наверное, по паре десятков пуль. Они были похожи сейчас на пропитанные кровью кули тряпья, на которые кто-то бросил автоматы.

Чтобы заглянуть на заднее сиденье, пришлось открывать дверь. Ствол кольта уставился в темноту кабины, зажужжавший снова фонарик разогнал темноту. Один труп, хоть изорван и поменьше, крупный мужик с усами, черты лица восточные. Руки так и сжимают карабин М1 вроде моего. Второй молодой, кровью забрызган, куда ему попало? Ну-ка…

– Федь, давай сюда! Настя, прикрывай! Здесь живой!

– Ну и кончай его! – крикнул Федька. – Тут крови столько, что даже я чую, прикинь, что сюда прискачет?

– Мы его с собой! Помогай!

Все это время уцелевший смотрел в ствол кольта не отрываясь. Глаза бешеные от страха, руки, которые он попытался поднять словно бы защищаясь, трясутся мелкой дрожью.

– Чего вылупился? Вылезай, – сказал ему я.

Тот продолжал таращится на меня, не реагируя на слова, словно в ступор впал. Когда подбежал Федька и взял его на прицел, я обежал расстрелянный грузовичок с другой стороны, рванул дверцу и потащил выжившего за шиворот. Тот не сопротивлялся и кулем выпал из кабины мне под ноги. Бросив его лицом в снег, я навалился на него коленом, завернул руки за спину и начал беспомощно крутить головой по сторонам, соображая, чем бы его можно было связать. Тут подскочил Федька, и не говоря лишних слов, двумя взмахами ножа обрезал ремень с противогазной сумки, висевшей у пленного на плече. Им мы ему руки и связали. Не слишком надежно получилось, но пока хватит. Подхватили его с двух сторон, даже не сняв кобуры с пояса, и потащили к «блицу».

– Так, блин, как его наверх тащить? – озадачился я. – Борт откинем?

– Блин, какой борт, Вов, валить отсюда бегом надо! – уже явно разозлился Федька. – И еще из переулка этого сраного выбраться, гля, они же нам выезд закрыли начисто. А вперед некуда, тут снега полно, даже дороги не видно.

Я сдернул у пленного с рук ремень от сумки, вытащил из кобуры на поясе «вальтер П38», ткнул его кольтом в спину:

– А ну полез, быстро! И в кузове мордой в пол, сразу, понял? А то ногу прострелю и здесь оставлю без всякого оружия. Бегом марш, тебе что непонятно?

Пленный тормозил, а вот Настя поняла все правильно. Пока тот карабкался через борт, держала его под прицелом. А когда он улегся, сложив руки на затылке, сказала:

– Ты хотя бы дыхни нервно – убью сразу!

Тот, похоже, поверил. Ну и правильно. А я обернулся к расстрелянному грузовику. Точно, весь выезд загораживает. И чего теперь с ним делать? Капот вроде и не прострелен, заглох он наверняка потому, что уперся в препятствие. Что из этого? Лезть внутрь, где все кровищей насквозь пропитано? И стать приманкой для каждой мерзкой твари в окрестностях? Да и просто противно. А с другой стороны, какие еще есть выходы? Я никаких не вижу, если честно.