— Товарищ, ваш билет!

— У меня его нет.

Голос мой прозвучал совершенно спокойно, чего я никак не ожидал.

— Проводница! — воскликнул контролер. — Что это за безобразие? У вас безбилетные, а вы об этом и не знаете!

Прибежала проводница, вся красная. Она стала оправдываться — видно было, что она страшно перепугалась.

— Она и не может знать, — вмешался я. Вчера на посадке была не она, а другая проводница.

— На какой посадке? — спросил меня контролер, грозно выпучив глаза.

— В Краснодаре. Видите ли, я попросился войти в вагон, чтобы попрощаться с женой, и проводница — не эта, а другая — меня впустила. Я остался в вагоне, так как мне во что бы то ни стало нужно в Ейск, — видите, со мной жена и ребенок, — а билет я достал только один. Вот и все. А эта проводница не причем.

Контролер ни разу не перебил моего объяснения. По его лицу было видно, что моя откровенность его поразила.

— Вы, значит, признаетесь, что от самого Краснодара едете без билета?

— Да.

— Вы же подвергаетесь штрафу. Знаете об этом, или нет?

— Знаю. Я согласен заплатить штраф. Что ж поделать? Мне надо было ехать…

Контролер обратился к проводнице:

— Вашу фамилию и фамилию напарницы, которая была при посадке в Краснодаре. Мне надо подать рапорт.

Мне было от души жаль проводницу, которая из багрово-красной превратилась в бледную, и я попробовал вступиться за нее.

— Она ведь не причем. Я принимаю всю вину на себя…

— А я вас не спрашиваю! — окрысился на меня контролер. — Это вас не касается. Давайте мне ваши документы, — потребовал он, вытаскивая из своей сумки какие-то бланки и примащиваясь писать.

Я достал свою въездную визу в СССР. Контролер взял ее, но почему-то стал смотреть на ту половину, на которой стоял французский текст.

— Что это вы, смеетесь надо мной? — заорал он вдруг. — Что это за бумажка?

— Это мой документ. Вы читайте здесь, — я указал на русский текст. Контролер прочел и воззрился на меня.

— Так вы, значит, не наш? — произнес он значительно смягченным тоном.

— Нет, не ваш, и ваших порядков не знаю.

— Будто бы во Франции можно ездить без билета! Просто вот так: сел и поехал…

— Нет, не сел и поехал, а билеты у нас продаются в кассе, сколько угодно, а не на базаре. По базарной цене я билета не мог купить в Краснодаре, это для меня слишком дорого. Что же мне было делать, как не ехать без билета? У нас за безбилетный проезд, конечно, тоже штрафуют, только в этом нет надобности, — билетов у нас сколько хочешь.

Я заметил, что мои слова рассердили контролера, но хотел постоять за себя. Пассажиры заулыбались. Были ли они на моей стороне, или против меня — не знаю…

Контролер составлял протокол. У меня в кармане было еще около сотни. Какой будет штраф, я не знал. Что, если у меня не хватит денег? Контролер писал медленно и после каждого слова смачивал языком карандашик, который едва был виден в его больших пальцах с огромными выпуклыми желтоватыми ногтями.

— Вот. Если согласен — надо подписать. — Контролер протянул мне заполненный бланк. Внизу стояла цифра: 92 рубля 00 коп. Слава Богу, — подумал я, — хватит!

Я достал деньги. У меня было девяносто пять рублей. Я протянул их контролеру и сказал:

— Тут — на штраф, а остаток вам на стопку.

Он взял деньги и, отсчитав 92 рубля, положил их себе в сумку, а три рубля протянул мне. Но я не взял их, повторив еще раз, что отдаю эти деньги ему. Он немного помялся — неудобно было на глазах у всех брать с меня больше, чем полагалось.

— Берите, берите, — сказал я великодушно (мне почему-то казалось, что в этом «на водку» заключается моя моральная победа над угрюмым контролером). Но такие тонкости оказались ни к чему. Контролер положил троячку в карман — небольшие, но все-таки деньги — и стал со мною разговаривать уже совершенно добродушно. Он объяснил, что я мог раньше заявить проводнице, что у меня нет билета, и тогда мне выписали бы билет, не взимая штрафа. Но я махнул рукой. Контролер попрощался и ушел, ему, видимо, было неудобно, что он показал себя не с очень привлекательной стороны. А V меня на душе было грустно. Больше всего угнетало меня то, что денег не оставалось ни копейки и при себе мы не имели ничего, что можно было бы продать.

Я пробрался к окну, открыл его и с наслаждением стал вдыхать свежий, пахнущий морем воздух. А море — вон оно, его видно в отдалении. Я люблю море, и во Франции не одно лето провел на морском берегу.

Жена подошла ко мне. Так же, как и тогда, когда мы подъезжали к Краснодару, она начинала волноваться. О своем отчиме она знала только, что он маленький, рябой и зовут его Васькой. Мне было дико слышать такое уменьшительное, носящее как будто презрительный оттенок, имя, которым называли взрослого человека.