Шрифт:
Торговец кивнул:
– Видел. Как не видеть — не слепой, чай…
– Ну вот… Понапрасну-то не повесят такую.
Иффа нахмурился:
– Ну, давай, с тобой пойду…
– Со мной? И не забоишься?
– А чего бояться-то? Боялся б дома сидел… В одиночку — может и не потянул бы, а подсобить — подсоблю. Если хочешь, конечно… Ну, а коль не хочешь — извиняйте…
Иффа Тас — торговец мертвецами поднялся и отряхнул штаны — заботился все ж о красоте, щеголь деревенский!
– Так что? Идем уже — или как? А то рассвет скоро, а солнышко-то, как понимаю, — не всем полезно…
Леди Кай подняла голову и посмотрела на быстро светлеющее небо, а потом снова перевела взгляд на Иффу.
Тот еще он пройдоха был. Но умный… И арбалет у него опять же… с дымком…
– Ладно, идем.
Глава двенадцатая
Луч света, протиснувшийся сквозь оставленную по недосмотру щель в ставнях, перечеркнул темноту и заставил ее, недовольно ворочаясь расползтись по углам, освободив место для задорного хоровода пылинок.
Кувыркались они в воздухе весело и самозабвенно, словно были живыми. То вверх карабкались по светящейся тропке, то, споткнувшись, проваливались вниз, чтобы потом, отдохнув и набравшись сил, вновь устремиться к неведомой цели. И не было во всем этом хаосе ни малой толики упорядоченного, но, сколько не наблюдала за этим странным танцем леди Кай — так и не заметила ни единого столкновения. А смотрела она долго. С того самого момента как пришла в себя и начала взаимодействовать с окружающим миром. На первых порах посредством внимательного разглядывания оного.
И все это время сверкающие серебром пылинки кружились, подпрыгивали, взлетали и опадали, и было их не счесть, и конца им не было. Да и, вообще, пыли тут на чердаке хватало…
На чердаке…
События прошлой ночи леди Кай помнила плохо. Точнее — вообще почти не помнила. Последнее, что осталось в памяти — это площадь, дверь, опечатанная церковным знаком и… И больше ничего…
Так что, по всему, имел место провал в памяти. Это пугало и, вообще, было нехорошо. Совсем нехорошо. А потому откровение про чердак было хоть и неожиданным, но пришлось весьма кстати, и из этого при желании можно было выжать нечто большее. Если расстараться, конечно…
Осси принялась озираться по сторонам, пытаясь зацепиться взглядом за что-нибудь такое, что смогло бы разбудить ее уснувшую память и вернуть все на свои места. Цепляться, впрочем, было не за что, потому, что чердак был — как чердак — темный и пыльный. Очень темный и очень пыльный. И единственным светлым пятном тут, не считая уже упомянутого луча, была Хода, прилепившаяся к дощатой стене и мерцающая во все стороны на манер диковинного и совершенно неуместного здесь светильника.
– Хода.
«Да?»
– Где мы?
Идиотский вопрос подразумевал не менее идиотский ответ, и он последовал сразу же и незамедлительно, но никакой новой информации в себе не содержал, а потому мало что для леди Кай прояснил:
«А на что это, по-твоему, похоже? На чердаке, естественно».
– На чердаке…
Кроме леди Кай, Ходы и яркого луча на чердаке присутствовал Мей.
Котяра возлежал рядом, довольно бесцеремонно навалившись на Осси, и от этого близкого соседства весь правый бок ее ныл и болел, потому, как острые позвонки разупокоенного Мейла-куна довольно ощутимо кололи, давили и вообще — доставляли массу неудобств. Мея же это, по всему судя, нисколько не смущало и не беспокоило, и лежал он рядом вальяжно и беззаботно, хотя спать — конечно же, не спал, ибо мертвые, как известно время на это не тратят и ерундой такой не занимаются.
Так что все были в сборе, целы, невредимы и благодушны, и единственное чего не хватало леди Кай для полного счастья — это воспоминаний. С чего, как говорится, начали…
И это притом, что чувствовала она себя замечательно, превосходно и просто великолепно — никакой тебе усталости, сонливости и раздражительности. И никаких клыков, как показал быстрый осмотр и ощупывание себя любимой. Само по себе это было неплохо, но все ж таки удивляло — с чего бы вдруг…
Нос тоже вернулся к своему изначальному состоянию. Вытянулся, стал ровным и нормальным и дикую звериную харю ничем более не напоминал. Во всяком случае, на ощупь. Так что жизнь потихоньку, можно было считать, налаживалась, вот только память к леди Кай возвращаться отчего-то не торопилась. Пряталась где-то в непроглядной чердачной темноте и над бедной барышней тихонько посмеивалась.
Откуда-то из угла, из этой самой темноты донесся глухой протяжный стон, потом что-то там заворочалось, и стон повторился.
На память это было похоже как-то не очень, но что-то там, без сомнения, было, и было ему, по всему судя, довольно-таки хреново…
Забрезжило вдалеке, — на самой границе воспоминаний — какое-то неясное просветление и понемногу начала возвращаться память. Но не вся и не сразу. Она проявлялась медленно и кусками, напоминая рассыпанную по столу мозаику пазла.