И вот теперь Покатилов уже не командир отдельного отряда, а всего-навсего ротный у полковника Козельского, которому поручено найти и уничтожить красную кавалерийскую часть, пробравшуюся в тыл. И хотя Козельскому выделили почти батальон, поручик чувствовал себя неважно. Гоняться за кавалерийским регулярным отрядом — это совсем не то, что арестовывать безоружных комбедовцев и активистов по маленьким деревушкам…

В довершение всего друзья передавали, что полковник Козельский неоднократно называл арест мадемуазель Краснинской не джентльменским поступком. Старый осел, в белых перчатках воюет…

…Покатилов прислушался. Его звали. Ну, конечно, опять его новый дружок, корнет из павлонов, Валька затеял вист.

— Иду! — ответил Покатилов и лениво зашагал к сеновалу, где расположились офицеры его роты.

Но не успел он сделать и трех шагов по открытой полянке, как над ней появился низко летящий «ньюпор». Покатилов присел. По фронту ходили слухи о страшном красном авиаотряде Братченко; неуловимом и грозном. Поручик бросился на землю. Казалось, над самой его головой пророкотал мотор.

«Сейчас гранаты кинет», — тоскливо думал поручик. И действительно, рядом с ним что-то упало на землю. Покатилов зажмурил глаза. Все, конец…

Но вместо взрыва он услышал громовой хохот.

— Господа, посмотрите, как поручик труса празднует, ха-ха-ха!.. — узнал он голос своего нового друга.

Над ним, расставив кривые кавалерийские ноги, стоял корнет.

— Нет, вы посмотрите, господа, доблестный…

— Перестань, чудак, не трепи языком! Ставлю бутылку шампанского в городе, — просительно сказал Покатилов.

— Это дело. Только ставь уж не в городе, а сейчас, и не шампань, а спирти вини, — стал торговаться Валька. — А ты хорош! Думаю, что это он лежит и голову себе под мышку спрятал… — не унимался корнет.

— Я тебя честью прошу, кончай балаган.

— Что это ты от своих уже стал шарахаться?

— От каких своих? Ведь он бросил гранаты!

— У страха глаза, говорят, велики, — задумчиво проговорил корнет.

— Серьезно, я отчетливо слышал!

Офицеры внимательно огляделись вокруг.

— Смотри, вымпел! — Покатилов схватил вымпел с привязанной к нему длинной лентой. — Идем к Козельскому.

«…Красных не обнаружил. Возвращаюсь к себе. Буду завтра. Поручик Шестаков», — прочитал полковник.

— Опять то же самое? Очень жаль. Вы можете идти. — Козельский повернулся и ушел в штабную избу.

Распивая с корнетом спирт, Покатилов ругал полковника:

— Вот сухарь штабной, хоть бы поблагодарил.

Корнет опять весело смеялся, обнажая мелкие белые зубы.

— Да за что тебя благодарить? Любой нижний чин сделал бы то же самое.

— Я не нижний чин. Не понимаю, почему на меня старик взъелся…

— Эх, Жоржик, а еще бывший адъютант… — заржал корнет, откидывая вихрастую голову. Спирт расплескался, и корнет умолк, с сожалением разглядывая лужицу драгоценной влаги на столе. — Ты же поступил некрасиво, неблагородно, наконец. Джентльмены не воюют с дамами. Они их любят. Какого черта ты поволок мадемуазель Краснинскую в контрразведку? Рыцарь белой идеи, на своих кидаешься. Мало тебе, что ли, краснопузых?

— Перестань!

— Что «перестань!» Дело говорю. Я бы эту девулю… — корнет пьяно причмокнул. — Ну, а наш старик, как известно, придерживается старозаветных правил. Белый полковник в розовых подштанниках, я за ним давно посматриваю…

Комаров и Шестаков дотянули до лагеря на последних каплях бензина. Много горючего потеряли, когда чинили бензобак «подручными средствами». Так хорошо начавшаяся операция оказалась под угрозой срыва.

К середине ночи пошел дождь. Дубова это обрадовало. Он долго не ложился спать, поджидая группу Харина из города, и мучительно обдумывал, что ему делать с аэропланом. Где достать бензин? Если завтра Комаров не полетит с очередным донесением, все раскроется. Пожалуй, дождь пошел как нельзя более своевременно. Нелетная погода! Да и Харину он, определенно, на руку. На дорогах в такую погоду движение меньше. Скорее бы они приходили… Фома с бойцами…

Командир забрался в шалаш. Костер перед входом некоторое время боролся с дождем, потом зашипел, пламя угасло, и едкий беловатый дым окутал полянку. Разведчики давно спали, клонило ко сну и Дубова. Он подумал о часовых, которые мокнут под дождем и потом не смогут обсушиться… О том, что давно пора бы хоть на денек заскочить в заброшенный, глухой хуторок, дать ребятам возможность просушить сапоги и шинели… Не помешала бы и банька. Монотонный шум дождевых капель, сбегающих по тонкому настилу из веток, убаюкивал, дурманил голову. Командир задремал…