Шрифт:
Он вспомнил своего предшественника, который жаловался: Самая большая трагедия — молчание Бога, который больше не являет себя в откровении, а как будто прячется на небесах, словно ему опротивели деяния человечества.
— Еще ничего не потеряно… — заискивающий голос Марвина вырвал папу из его скорбных мыслей. — Таблички… и кости…
— Какие кости?
— Святой отец, я не знаю текста тринадцатой таблички. Но он имеет отношение к костям — как и ваша миссия. И я догадываюсь, что это свыше сил человеческих.
Папа неотрывно смотрел на издателя. Что известно Марвину?
— Святой отец, эти кости!.. Ученые взяли из них пробу!
Лицо папы разом побледнело как мел, и Марвин про себя уже торжествовал.
— Скоро это невозможно будет удержать в тайне.
Папа устало поднял голову.
— Я прошу вашей защиты — для меня и Преторианцев.И статуса ордена. И обещания, что я останусь при нем…
— Почему я должен это сделать? — перебил его папа.
— Еще не поздно. Я знаю, где эта чертовщина. А вы — нет.
Глава 39
София-Антиполис близ Канн
Вечер вторника
— Возьмите себе что-нибудь в буфете. У вас голодный вид. — Хэнк Торнтен встал и наполнил себе тарелку салатом и рыбой.
— И ванна бы не помешала, — зло хихикнула Зоя Перселл. — Где вы провели последние ночи?
Крис повернулся к Джесмин, которая напряженно его разглядывала. У нее тоже были к нему вопросы, и она ждала ответа.
«Почему ты явился так поздно? Почему ты меня обманул, почему тебя не было, когда я так нуждалась в тебе? Ведь мы же договорились! Ты даже не позвонил…»
Крис опустил голову. По глазам Джесмин он видел, что от его ответов зависит многое. Но он не мог пускаться в объяснения. Не здесь и не сейчас.
«Поверь мне, — молил его взгляд. — Пожалуйста!»
В глазах Джесмин блеснули слезы. Взгляд ее смягчился.
— Вы не поверите, но задания логистика бывают иногда весьма своеобразны, — громко сказал Крис в сторону Зои Перселл и ждал, когда та повернется к нему. — В последние дни я сопровождал кой-кого в одной продолжительной экспедиции со спуском в пещеры. Транспортировал оснастку.
— А, то есть вьючный осел… И где это было?
— В Фонтенбло. Вам знакома эта лесистая местность под Парижем? Там есть причудливые горы из песчаника, просто рай для скалолазов. В нашем же случае это была экскурсия по пещерам. Когда сегодня утром мы снова выбрались наверх, я прослушал голосовую почту и немедля выехал сюда.
— Ах да, тот звонок, — Перселл задумчиво кивнула. — Мисс Пирссон так и не созналась нам, что она вам сказала. Вы тоже уклонялись до сих пор. Может, расскажете сейчас?
— Она сказала, что ее удерживают взаперти, как и ее сестру.
— Зачем бы нам понадобилось это делать?
— Затем, что вы собираетесь испытать действие хромосомы на Маттиасе! — воскликнула Джесмин, вскакивая со стула. — Я нахожу это безответственным! Еще слишком рано…
— Рано! — Хэнк Торнтен громко рассмеялся. — У Маттиаса нет другого шанса. Вернее даже так: это шанс, которого вообще не существует! А вы тут разглагольствуете, мол, слишком рано! Если не Маттиас, то найдется другой, кто ухватится за эту последнюю спасительную соломинку. А вы как думали! — Торнтен смотрел на Криса, неторопливо поглощая свой салат.
— Разумеется, на это нужно согласие пациента, — беспомощно сказал Крис.
— В случае Маттиаса — согласие матери как ответственного родителя, — скучно сказал Торнтен и кивнул. — Она, к сожалению, медлит.
— Я могу понять ее сомнения, — пробормотал Крис. Он чувствовал тянущую пустоту в животе, ползучее недомогание. Сомнения изгложут всякого, когда разрываешься между надеждой и страхом, а время уходит сквозь пальцы, и решающий момент неумолимо надвигается. Не хотел бы он оказаться перед таким выбором.
— Вы должны знать, Маттиас здесь потому, что должен был участвовать в других испытательных тестах генной терапии. Добровольно! К сожалению, на этом пути возникли трудности. Но сейчас у нас есть нечто лучшее!
Торнтен с внезапной яростью отодвинул тарелку в сторону.
— Сейчас ваш друг вернется сюда с живыми доказательствами. Тогда вы сможете помочь мне убедить дам. Да чего они там застряли? Посмотрите, что там происходит, — Торнтен кивнул Спэрроу, который все это время стоял у двери, скрестив на груди руки, и теперь покинул помещение.