— Повтори это еще раз… — Его правая рука потянулась к бедру.

— Если ты собираешься достать пушку, то мистеру Палермо это не понравится.

— К чертям мистера Палермо, — сказал он, в голосе вдруг зазвучала ярость, лицо налилось кровью.

— Мистеру Палермо будет приятно узнать, что ты о нем думаешь, — сказал я.

— Слушай, — сказал он очень медленно и опустил руку. — Слушай. Я тут сидел, думал выпить бутылочку-другую пива. Или три. Или девять. Кого это касается? Я никого не трогал. Был чудный день. И намечался чудный вечер, тут пришел ты. — Он рубанул воздух рукой.

— Пойдем наверх, проверим квартиру, — сказал я.

Он выбросил вперед обе руки со сжатыми кулаками. Завершая движение, раскрыл пальцы на всю длину. Лицо его дергалось.

— Если бы не работа, — сказал он.

Я раскрыл рот.

— Хватит! — заорал он.

Не надевая пиджака, он нахлобучил шляпу, вытащил из ящика связку ключей, открыл дверь и мотнул мне головой — на выход. Лицо у него все еще было диковатое.

Мы поднялись по лестнице. Матч окончился, началась танцевальная музыка. Очень громкая музыка. Мулат выбрал из связки ключ и вставил его в замок номера 204. Из комнаты напротив сквозь грохот оркестра вдруг истерически закричала женщина.

Он вынул ключ и оскалился. Подошел к двери напротив, забарабанил в нее кулаком. Ему долго пришлось стучать, прежде чем на него обратили внимание. Тогда дверь распахнулась, и на пороге появилась блондинка в оранжевых брюках и зеленом пуловере. Она уставилась на нас загадочными глазами, один из которых распух, а на втором синяк всего пару дней как прошел. На шее тоже был кровоподтек, а в руке она держала стакан.

— Выметайтесь, и живо, — сказал мулат. — Вы меня уже достали. И не ждите, что буду просить дважды. В другой раз приду с полицией.

Девушка обернулась и крикнула через плечо, стараясь перекричать радио:

— Эй, Дел! Этот черный говорит, чтоб мы выметались. Ты ему врежешь?

Радио вдруг умолкло, скрипнуло кресло, и за спиной девушки появился плотный брюнет, отшвырнул ее в сторону одной рукой и выпятил на нас челюсти. Не мешало бы ему побриться. На нем были брюки, туфли и майка.

Он расставил ноги в дверях, прочистил горло и сказал:

— Эй вы! Я только что пообедал. У меня был дрянной обед. И никому не советую давить мне на горло. — Он был очень пьян, но опыта в этом деле ему было не занимать.

Мулат сказал:

— Вы слышали меня, мистер Хенч. Выключите радио и прекратите. И все это быстро.

— Слушай, ты… — начал тот, кого назвали Хенчем, и каблуком правой ноги нацелился на левый ботинок мулата.

Тот не стал ждать, когда ему наступят на ногу. Худощавое тело отскочило назад, связка ключей полетела в сторону и звякнула о дверь № 204. Он сделал округлое движение у бедра, и в его руках оказалась обтянутая кожей дубинка.

Хенч сказал «Ага!», забрал в ладони две полные горсти воздуха, сжал кулаки и кинулся вперед.

Мулат втянул его дубинкой по макушке, девушка опять закричала и бросила стакан с виски в лицо своему приятелю. То ли потому, что теперь это было безопасно, то ли просто по ошибке — не знаю.

Хенч развернулся слепым мокрым лицом, споткнулся и кинулся в комнату, на каждом шагу рискуя приземлиться на нос. Кровать была раскрыта, он оперся на нее коленом и сунул руку под подушку.

Я сказал:

— Осторожно, пистолет.

— Управлюсь, — ответил мулат сквозь зубы, и его правая, уже пустая, скользнула под расстегнутый жилет.

Хенч сидел на кровати. Он повернулся, держа в правой руке короткий черный пистолет. Оружие он держал не за рукоятку, а на раскрытой ладони, и тупо глядел на него.

— Брось его! — резко сказал мулат и вошел к комнату. Блондинка тут же прыгнула ему на спину и, отчаянно визжа, ухватила за шею. Его качнуло, он выругался и стал отмахиваться.

— Дай ему, Дел! — визжала блондинка. — Хлопни его.

Хенч, скорчившись, сидел у кровати, держа на открытой ладони пистолет. Потом медленно поднялся на ноги и глухо пробормотал:

— Да это не моя пушка.

В коридоре хлопнула дверь и послышались шаги — к нам кто-то идет.

Я сказал:

— Брось пистолет, Хенч.

Тот взглянул на меня, озадаченные глаза посмотрели вдруг очень трезво.

— Да это не моя пушка, — сказал он, плоско держа револьвер на ладони. — У меня «кольт» тридцать второго калибра, полицейский.

Я вынул оружие из его ладони. Он не сопротивлялся, просто сел на кровать, медленно почесал макушку — от тяжелых раздумий лицо его скривилось.