— Всякое существо проходит три стадии по отношению к своей жизни: начало Аннуфна, или первоначальной бездны, переселение в Абред, т. е. жизнь, и полноту счастья в Гуинфиде, или небе. Голос его дрожал.

— Скажи, учитель, — спросил один из учеников, — что нужно делать в круге Абреда?

— Необходимо соблюдать три условия: развивать сущность человека, развивать знание всякой вещи, развивать нравственную силу, чтобы преодолеть Ситрауль, дурное начало, и освободиться от Дроуга, или зла. А это значит, что человек рождается из Аннуфна, проходит по многочисленным кругам Абреда, совершенствуется, изучая науки, приобретает нравственную силу, которая должна защищать его от Ситрауля, чтобы он не попал в Дроуг.

Верцингеториг и Луктерий слушали, затаив дыхание.

— Три несчастья первоначального Абреда: необходимость, отсутствие памяти и смерть.

— Объясни, учитель!

— Человек должен пройти Аннуфн и войти в круг Абреда. Здесь он должен познать самого себя, осознать заслуги и недостатки, так как в руках у него — выбор будущих судеб. Если он станет злоупотреблять жизнью, то начнет после смерти новое существование, т. е. попадет в Аниуфи, чтобы возродиться в Абреде. А если будет преодолевать зло, то сразу попадет в Гуинфид, где обретет память всех существований, всех переселений души…

— Понимаю, — сказал юноша, сидевший ближе всех к друиду, — душа, живущая в Абреде, лишена памяти о прошлых существованиях, следовательно, ее счастье несовершенно…

— Только в Гуинфиде возможно совершенство! — воскликнули несколько голосов.

Сальдурии стегнули коней и выехали на поляну.

— Слава всемогущему Гезу, — сказал Верцингеториг, слезая с коня. — Нам нужно видеть нашего верховного отца…

— Кто вы? — спросил друид.

— Люди, любящие отечество.

— Вас проводит ученик.

Оставив слуг и лошадей на поляне, они долго шли, пробираясь между деревьев и кустов. Кое-где солнечный луч, запутавшись между тонких веток и листьев, выбивался из чащи острым золотым копьем; кое-где голубел в вышине клочок безоблачного неба.

Вскоре из-за деревьев выглянули шатры друидов, окружавшие большой шатер.

Проводник поспешно вошел внутрь его и тотчас же выглянул:

— Отец ждет вас.

Верцингеториг и Луктерий, нагнувшись, проникли в шатер.

Перед ними стоял древний старик в широкой белоснежной одежде с дубовым венком на голове, с золотым ожерельем на шее. Седые нависшие брови почти скрывали живые блестящие глаза.

— Слава троице богов, — сказал Верцингеториг, и Луктерий повторил его слова. — Перед тобой, отец, сальдурии. Узнаешь меня?

Друид не моргнул глазом.

— Я сын Цельтилла, которого ты убил, — продолжал молодой арверн, наслаждаясь ужасом, изобразившимся на лице старика, — и приехал бросить тебя, отец! Объяви меня верховным вергобретом… ради спасения родины.

— Тебя… вергобретом? — прошептал друид, и глаза его засверкали. — Никогда.

— Я объединю племена, двину их против римских воинов.

— Никогда!

Верцингеториг дерзко засмеялся.

— Завтра ты объявишь волю богов друидам, и через несколько дней вся Галлия будет знать, что Верцингеториг — верховный вергобрет.

— Никогда!

— Решай, убийца моего отца! — крикнул Верцингеториг, обнажая меч.

Старик задрожал, живые глаза его потухли.

— Ты будешь… вергобретом… сын Цельтилла, — вымолвил он прерывистым шепотом. — Но захотят ли тебя племена? Я имею власть над всадниками не потому, что я глава друидов, а оттого, что я богат, владею землями и рабами. Я, отшельник, собирающий омелу со священных дубов, уже не властитель душ; вера падает, жрецов презирают, и мало людей верит предсказаниям оракулов.

— Ты ошибаешься. В сердцах не угасла еще вера: она тлеет и се нужно раздуть…

Когда сальдурии вышли, старик рассмеялся:

— Посмотрим, сын Цельтилла, удастся ли тебе сломить его?

Он вынул из-под медвежьей шнуры навощенные дощечки и стал писать по-гречески эпистолу, часто затирая плоской стороной стила слова и целые строки.

Сальдурии провели весь вечер перед шатром верховного друида, опасаясь измены. Они беседовали с эвбагами — жрецами-астрономами, врачами, пророками и магами, слушали песни бардов, сопровождаемые звуками ротты, а когда в шатер проник приземистый служитель, Верцингеториг шепнул Луктерию: