Ушакова Юлия Вячеславовна — лингвист, педагог, церковный публицист. Окончила Воронежский педагогический институт; кандидат филологических наук. В настоящее время преподает сектоведение и сравнительное богословие в Воронежской духовной семинарии; выступает со статьями в журналах «Альфа и Омега», «Новая Европа», «Исторический вестник» и др. изданиях.

До недавнего времени наше общество имело весьма смутное представление о сектах. Когда речь шла о русском дореволюционном сектантстве, понятие «секта» прилагалось к религиозным группам, которые некогда откололись от Православной Церкви, что с точки зрения ее догматики является «ересью» — учениями, расходящимися с церковным Преданием. Логично было бы предположить, что для коммунистической идеологии «опиум народа» одинаково вреден в любой упаковке: будь то ортодоксия (Православие) или ересь. Однако отношение к сектантам за семьдесят лет советской власти резко колебалось вместе с колебаниями линии партии. Эта кривая линия вычерчивалась не по доктринальному принципу, а по беспринципному постулату «цель оправдывает средства».

О печальном романе большевиков с сектантами в 20-е годы сегодня широкая публика слабо осведомлена. Совершим краткий экскурс в прошлое. Сектантство на территории России возникло давно: уже в XII веке в Киевской Руси известна секта богомилов, в XIV — стригольников, в XV веке в Новгороде появляется так называемая «ересь жидовствующих», но относительно заметным явлением русской жизни сектантство становится в конце XVII — начале XVIII века, когда из среды раскольников выделились две секты, отличающиеся ярко выраженным асоциальным и изуверским характером, — хлысты и скопцы. Затем стали появляться и другие секты. Длительное время имперское правительство пыталось «локализовать» и изолировать это болезненное явление народной жизни, прибегая к жестким репрессиям по отношению к сектантам (аресты, ссылки). Логика действий правительства в отношении сект диктовалась преимущественно прагматическими соображениями. Так, имперская элита могла одновременно ассимилировать «наиновейшие» идеи, идущие с Запада (вольтерьянство, масонство) и жестко поддерживать вероисповедную однородность на территориях, заселенных православными [1] .

Начиная со второй половины XIX века позиция правительства в отношении сект становится дифференцированной, определяясь степенью лояльности последних по отношению к государству и обществу. Дело в том, что для значительной части русских сект был характерен религиозный нигилизм, то есть отвержение государства, общества, светских законов и даже религиозных заповедей как утративших силу для тех, кто имеет «личное озарение». Вот что, к примеру, заявляли сектанты-духоборы: «Никакой земной власти не признаем… Всякую организацию, установленную насилием, почитаем незаконною; такова власть земная и человеческие установления, законы; повиноваться им не желаем, они учат людей убийству… Земля — Божия; она создана для всех равно… У христиан все должно быть общее, ни у кого своего ничего нет… Отечества на земле не знаем… стремимся к отечеству небесному, а земным не дорожим и охранять его не хотим» [2] .

Подобные установки делали сектантов естественными союзниками революционеров всех мастей (народников, анархистов, социалистов). К этому альянсу частично примыкали и сектанты, не исповедующие радикально нигилистические верования: баптисты, штундисты, адвентисты седьмого дня (последние появились в России с 90-х годов XIX века). Эти сектанты надеялись, что смена государственно-политической системы позволит им расширить сферу своего влияния и вытеснить в конечном итоге Православную Церковь на обочину общественной жизни. Соблазн был велик, но соблазнитель был намного умнее и сильнее в закулисных играх. Ленин в своей известной книге «Что делать?» обращал внимание на то, что сектантами необходимо воспользоваться — как их настроениями, так и фактами их преследования со стороны властей. Воспользовались умело. На II съезде РСДРП была принята специальная, написанная Ульяновым-Лениным, резолюция о необходимости социал-демократической работы среди «вольнолюбивого» сектантства, а вскоре стал издаваться особый «социал-демократический листок для сектантов» — «Рассвет».

Точную численность сектантов дореволюционной России установить трудно. Согласно данным переписи 1897 года, общее число раскольников и сектантов составило 2 137 738 человек. Радикалы считали, что в России не менее 6 миллионов только одних сектантов [3] . Цифра, очевидно, весьма завышена, но если учесть значительный прирост баптистов после правительственного манифеста 1905 года, организационное оформление адвентистов седьмого дня (Всероссийский Союз с централизованным управлением), появление пятидесятников («христиан веры евангельской»), то можно предположить, что число сектантов (за исключением старообрядцев) могло превышать миллион. Израильский советолог Михаил Агурский отмечает, что русские сектанты внесли «свою лепту в процесс разрушения „старого мира“, носивший для них мистический характер» [4] .

О своих революционных заслугах сектанты напомнили большевикам в 1925 году. В газете «Безбожник» (!) было опубликовано открытое письмо под названием «Социально-революционная роль сектантства» [5] . Письмо подписали руководители крупнейших сектантских общин России, и адресовано оно было ВЦИК, на предмет получения от большевистской власти льгот для сектантов.

Придя к власти, большевики использовали сектантство прежде всего в борьбе с Православной Церковью. По замечанию того же Агурского, «гонения на церковь, начавшиеся после Октября, нельзя списывать на одних лишь большевиков, которые были их инициаторами. В них проявлялась также долго удерживаемая ненависть сектантской России к Православию» [6] .

Секты, практиковавшие общинную жизнь, в начале 20-х годов были включены в план «социализации села». При Наркомземе была создана даже специальная комиссия для устройства сельхозкоммун и образцовых колхозов из числа сектантов — «Оргкомсект». Религиозные радикалы демонстрируют большевикам-атеистам свое полное одобрение. Так, члены молоканской коммуны «Новая жизнь» пишут в Центральный Совет секты в марте 1925 года: «Коммуна просит, чтобы Советскую власть поддерживали всеми силами и средствами… Ибо власть Советов поставлена и утверждена самим Богом. Партию большевиков-коммунистов считать благословенной Богом, члены их верные служители Божии; это верно, аминь! Мировая революция быстро приближается и исчисляется не годами, а месяцами, Бог ускоряет Свое дело» [7] .

Мировая революция не состоялась, и большевики, упрочив свой режим, с конца 20-х годов стали освобождаться от попутчиков. Открытые массовые репрессии против сектантов начались в эпоху коллективизации, когда уничтожалась одна сектантская коммуна за другой. «Умеренные» сектанты: баптисты, евангелисты («пашковцы»), адвентисты, вероучение которых не включало радикальных социальных идей, рисовались Агитпропом как скопище «буржуазных», «антисоветских», «антисоциалистических» элементов. Новая власть прошлась по сектантам таким катком, что к знаменательному историческому моменту «гласности и перестройки» о них практически забыли.