Но антисоветские настроения среди белоэмигрантов продолжали цвести. Краеугольным камнем их идеологии теперь была мечта о вооружённой борьбе не только с Советской властью на их родине, но и с коммунизмом вообще в мировом масштабе.

Они жадно ловили каждый слух и каждую газетную заметку о том, что где-то что-то «начинается», и мечтали: нельзя ли им зацепиться за это «что-то» и вновь, как и прежде, выступить с оружием в руках против «мирового зла — коммунизма».

Кутепов в свою очередь не дремал. Он создал для своих бывших подчинённых «устную газету». «Газета» эта была представлена несколькими офицерами, имевшими высшее образование, которые разъезжали по местам наибольшего скопления галлиполийцев, выступали перед ними с читкой подобранных из различных источников тенденциозных корреспонденции о жизни в Советской России и приводили несомненные в глазах аудитории доказательства того, что «большевики доживают последние дни». Аудитория верила им и прямо с собрания шла в соседнюю корчму, где, распивая графин за графином ракию, разрабатывала планы грядущего «весеннего похода».

Один раз, а именно в начале осени 1923 года, на глазах рассеянных по всей Болгарии белоэмигрантов развернулась драматическая борьба, отчасти напоминавшая ту, что происходила на их родине за несколько лет до того. Некоторые из них приняли неблаговидное участие в этой борьбе на стороне реакционных сил.

В сентябре 1923 года в Северо-Западной Болгарии и в некоторых пунктах Южной Болгарии вспыхнуло восстание против коалиционного правительства Александра Цанкова, представлявшего так называемый «Демократический сговор».

Восстание было подготовлено Болгарской коммунистической партией.

В городах Южной Болгарии оно было подавлено в один-два дня. Здесь это выступление носило характер отдельных, разрозненных вооружённых вспышек.

Значительно серьёзнее для коалиционного правительства сложилась обстановка в северо-западных округах — Видинском и Вратчанском. Восставшие захватили после упорных боёв некоторые города и многие сёла обоих округов.

Почти вся территория Вратчанского округа оказалась в руках восставших. К окружному центру с разных сторон приближались многочисленные повстанческие отряды.

Во Враце в эти дни среди правящих кругов, верхушки городской чиновной и торговой знати, полиции и значительной части интеллигенции царила полная растерянность.

Но овладеть городом Враца повстанцы не смогли. Там с помощью офицеров запаса болгарской армии были наспех созданы местные пехотные и артиллерийские подразделения, взявшие в свои руки защиту города от натиска восставших.

К этому моменту в пределы Вратчанского округа вошли мобилизованные в Плевене правительственные вооружённые силы — пехота и артиллерия. Положение восставших сделалось трудным.

Вскоре подоспели регулярные воинские части из Софии и Шумена. В неравных боях с превосходящими силами правительства мужественно сражавшиеся повстанцы были разгромлены.

Во Вратчанском округе началось систематическое «прочёсывание» всех сёл. Пленных не брали. Всех заподозренных в участии в восстании или в сочувствии восставшим расстреливали на месте без суда и следствия. Наиболее активных участников восстания вешали в центре села.

Превосходно вооружённые колонны правительственных войск в количестве нескольких сот человек в каждой быстро рассеивали повстанцев, тесня их к югославской границе. Другие вновь прибывшие части войск в свою очередь нажимали с флангов. К концу десятого дня восстание было подавлено, а наиболее активная часть восставших перешла границу и была интернирована в Югославии.

Как потом стало известно, свыше 20 тысяч мужчин, женщин, юношей было расстреляно или повешено. Жуткие картины беспощадной расправы над беззащитными людьми во многом напоминали бесчинства, творившиеся белогвардейцами Колчака, Деникина, Врангеля в годы гражданской войны на территории Советской России.

Мне уже приходилось говорить, что кроме военных контингентов, перевезённых из Галлиполи и Лемноса, в Болгарии в описываемые годы жило и работало значительное количество «гражданских беженцев». Среди них было немало представителей интеллигенции, хотя и не принимавших активного участия в белом движении, но своим весом усиливших антисоветские позиции всей эмиграции в целом. Многие из них с самого начала или в дальнейшем совершенно устранились от всякого эмигрантского политиканства. Большое число их нашло применение своим силам на болгарской государственной и общественной службе в качестве профессоров Софийского университета, агрономов, архитекторов, инженеров, врачей, музыкантов, певцов, артистов, режиссеров, чертежников, механиков и т.д.

Некоторые из них живы и до сих пор. Будучи в течение многих лет болгарскими гражданами и занимая разные посты во всех уголках своей новой родины, они включились в её жизнь и принимают активное участие в строительстве новой Болгарии. Несколько тысяч человек вернулись в 1955 году на родину.

Я прожил в Болгарии пять лет — с 1921 по 1926 год.

В начале 20-х годов поступление на болгарскую государственную службу для русского врача, имевшего русский диплом «лекаря с отличием», не представляло больших затруднений.

Первые восемь месяцев моего пребывания в Болгарии я занимал должность заведующего русским отделением больницы маленького города Орхание, расположенного в горной котловине в 70 километрах от Софии. Эти месяцы были временем наибольшей концентрации в Болгарии русских эмигрантов, как «гражданских беженцев», так и военных контингентов, описанных мною в предыдущих главах.

Заболеваемость среди них была ужасающая. Печальное наследие гражданской войны — сыпной, брюшной и возвратный тиф и дизентерия продолжали делать своё дело. К ним присоединилась малярия, как галлиполийская, так и свежая, местная. Койки русского отделения орханийской городской больницы никогда не пустовали. Только к весне 1922 года благодаря несколько улучшившимся по сравнению с лагерными условиями жизни заболеваемость среди беженцев пошла на убыль. Это дало возможность мне и многим моим собратьям по профессии распроститься с русскими отделениями местных больниц и амбулаторий и перейти на болгарскую службу.