Шрифт:
– Борис Витальевич, у нас не советская власть, - осторожно заметила Настя.
– Вряд ли в частной продюсерской компании принято выписывать путевые листы.
– Это точно, - со вздохом согласился Гмыря.
– Хоть и ругаем мы советскую власть, а раскрывать преступления в определенном смысле тогда было легче. Чихнуть нельзя было, чтоб тут же об этом справочка с печатью не появилась. Ну да ладно, дорогуша моя. Пока я буду утрясать с твоим шефом вопрос о командировании капитана Зарубина в Кемерово, пусть-ка он поработает на эту версию. Надо выяснить, каких актеров и когда возил Инджия, найти их и опросить на предмет Яны. Была ли она в машине все время или ее высаживали и подсаживали по дороге. О чем они говорили с Тимуром. И какие между ними могли быть отношения. Актеры - люди наблюдательные, не в пример многим другим. Все поняла?
– Все.
– Тогда беги исполнять. Что ты на меня так смотришь? Спросить о чем-то хочешь?
Настя уже подошла было к двери, решив не задавать вопрос, который у нее возник, но который она не считала важным и существенным. Но в последний момент все-таки передумала и спросила:
– Борис Витальевич, а почему вы меня сегодня все время "дорогушей" называете? Раньше я от вас такого слова не слышала.
– Ах, вот ты о чем!
– расхохотался Гмыря.
– Это я дома подцепил. К жене родственница приехала погостить, так у нее эта "дорогуша" прямо с языка не сходит. Неделю целую слушаю, слушаю, а теперь, видишь, вот и сам говорить начал. А что, ты обиделась?
– Да нет, удивилась.
– Ну валяй, удивляйся дальше. Может, я еще чем-нибудь поражу твое воображение.
В сторону метро Настя направилась почти бегом, пока следователь не выполнил свое обещание и не поразил ее воображение еще каким-нибудь заданием. Однако не успела она войти в свой кабинет и включить компьютер, как Гмыря позвонил.
– У нас ЧП, - коротко сообщил он.
– Только что явились супруги Нильские. Им подбросили какое-то странное письмо.
– Как это подбросили?
– удивилась Настя.
– Куда? Они же обедать ходили.
– После обеда Нильский обнаружил письмо в кармане куртки. Куртку сдавал в гардероб в ресторане.
– И что в письме?
– тревожно спросила она. Вот наконец что-то начало проясняться. Письма с угрозами или требованиями. Только почему-то не после похищения Яны, а после ее возвращения. Какая-то несостыковка по срокам у исполнителей? Или похищение Яны было предварительной "страшилкой", демонстрацией силы, чтобы сделать Нильского более покладистым? В любом случае сейчас станет понятным, чего же от него хотят.
– В письме-то?
– переспросил Гмыря.
– Одна фраза. "Если бы все люди думали одинаково, никто не играл бы на скачках".
Настя ушам своим не поверила.
– И все?
– недоверчиво проговорила она, все-таки надеясь, что следователь прочтет еще что-нибудь.
– Все, Анастасия. Набрано на компьютере, распечатано на принтере. Я отдаю это экспертам, а ты - ноги в руки и бегом в ресторан "Джаник", где Нильские обедали.
– А как же Интернет? Вы же мне задание дали...
– Сам дал - сам и взял обратно. Давай, выполняй.
К вечеру ноги у Насти гудели, а язык, казалось, распух. Давно уже ей не приходилось так много передвигаться и говорить.
Ресторан "Джаник" ее огорчил. То есть кухня там была замечательной, официанты обслуживали быстро и вежливо, а дизайн радовал глаз умелым сочетанием дерева и текстиля. Однако первой неудачей для Насти оказалось отсутствие гардероба как такового. "Джаник" был недорогим демократическим ресторанчиком быстрого обслуживания, и верхнюю одежду здесь не сдавали на хранение исполненному достоинства дядьке в униформе с галунами, а вешали на крючки, прибитые на стены по обеим сторонам от входа, или же на спинки стульев. Поскольку с утра дождь несколько раз затевался с выступлениями, а в районе двух-трех часов пополудни хлынул в полную мощь, одежда у супругов Нильских, как и у других посетителей, задумавших в это время пообедать, оказалась изрядно вымокшей, и ее, естественно, повесили именно на крючки, а не на стулья, обитые симпатичной светло-сиреневой материей. "Джаник" расположен очень удачно, вокруг огромное количество учреждений, сотрудники которых любят здесь обедать, и в будние дни с часу до примерно половины четвертого ресторан всегда полон. В такой обстановке нет ничего легче, чем, снимая с крючка собственную одежду или, наоборот, вешая ее на крючок, незаметно сунуть в чужой карман конверт. Да, пожалуй, именно вешая, а не снимая. Человек следил за Нильскими, видел, что они вошли в "Джаник", через некоторое время вошел следом, разделся. Еще на улице он хорошо видел, какой плащ на Яне и какая куртка на Руслане. Может быть, он был совсем рядом и вошел практически следом за ними, поэтому точно знал, где именно висит их одежда, и вешал в том же самом месте свою куртку или что там на нем было надето. И в этот момент сунул в чужой карман письмо.
Крючков мало, посетителей много, соответственно, много курток, ветровок и пиджаков, нацепленных один поверх другого. Тот человек должен был зайти действительно сразу вслед за Нильскими, иначе он рисковал. Другие посетители могли повесить свою одежду поверх одежды Яны и Руслана, и тогда он, во-первых, не нашел бы с первого взгляда нужный карман, а во-вторых, если бы и нашел этот карман, ему пришлось бы сильно замешкаться, пристраивая конверт, а это могло бы вызвать подозрения: чего он там копается, уж не карманник ли, по чужой одежде шарит?
Но главная неудача состояла в том, что бригады официантов работали в "Джанике" в две смены, с десяти утра до четырех часов дня и с четырех до десяти вечера. К тому моменту, когда Настя появилась в ресторане, первая смена уже ушла. И теперь ей предстояло, выяснив адреса и телефоны всех официантов и менеджеров, работавших в первую смену, встретиться с ними. Может быть, ей повезет, и кто-нибудь вспомнит человека, входившего в ресторан сразу следом за Нильскими и чуть замешкавшегося рядом с вешалками. А может быть, и не повезет...