Шрифт:
– Знаете, Юра, вы ужасно милый человек. Тогда, в воскресенье, вы мне показались жутким букой. Такой серьезный, хмурый, на всех кричит, всех погоняет, всех подозревает.
– А сегодня что?
– А сегодня вы совсем другой. Мне с вами удивительно легко, я вас совершенно не боюсь.
– Ну вот, приехали!
– Коротков скорчил смешную физиономию.
– А в воскресенье, значит, боялись?
– Ага, еще как! Нет, правда, Юра, вы такой страшный были, прямо слов нет.
– Сказать - почему?
– спросил он неожиданно серьезным голосом.
– Скажите, - попросила Ира.
– Понимаете, Ирочка... Я от жены ушел. А уходить-то было некуда, жить негде, вот и спал на работе, в своем кабинете, на стульчиках. Все тело болит, спина не разгибается, душ принимать в спортзал бегал. А тут еще выезд на труп на ночь глядя да по дождичку с ветром. Какое у меня, по-вашему, должно было быть настроение?
– Плохое, - убежденно откликнулась она.
– А сегодня хорошее?
– Сами...
– К жене, значит, вернулись? Или жилье нашли?
– Ни то, ни другое. И к жене не вернулся, и жилья не нашел. Зато нашел временное пристанище у одной временно свободной женщины, поэтому имею возможность нормально выспаться и нормально поесть.
Она не ожидала, что ей вдруг станет неприятно. Да что это с ней? Подумаешь, какой-то совершенно посторонний человек нашел пристанище у временно свободной женщины, так за него порадоваться надо. А ей отчего-то стало грустно, словно ее обманули.
– Поздравляю, - скучно пробормотала Ира.
– Пока не с чем. Эта женщина - моя знакомая, подруга, можно сказать, но не любовница. И я отчетливо понимаю, что стесняю ее. Квартира однокомнатная, так что сами можете догадаться, каково ей с чужим мужиком. Через несколько дней у меня будет возможность переехать, а пока вот приходится злоупотреблять ее гостеприимством. Так я, собственно, о чем хотел спросить...
– О чем?
Ей стало смешно и легко. Ира не привыкла пристально вглядываться в собственные эмоции, просто шла у них на поводу. а потом горько сетовала на то, что ноги у нее бегут впереди головы и она сначала делает, а потом думает. Так уж была устроена Ирина Савенич.
– Яна вернулась, вам теперь не нужно безотлучно находиться рядом с Русланом. Вы, наверное, вернетесь к себе домой. Ведь так?
– Конечно. Что мне здесь делать? Я им больше не нужна.
– А вас дома кто-нибудь ждет?
Ну конечно, разговор шел именно к этому. Ира не стала кривить душой перед самой собой, ей это было приятно. Она хотела такого поворота и ждала его. Этот сыщик ей нравился. Очень нравился.
– Нет, я живу одна.
– Вы не хотите пригласить меня в гости? Ужином накормить, чаем напоить. И рассказать что-нибудь еще про Руслана и Яну.
– Приходите. Я буду рада вас видеть.
– Когда?
– Надо посмотреть график съемок. Я наизусть не помню...
– Но сегодня вы снимаетесь?
– Да, с двух часов и примерно до шести.
– Значит, вечером...
– Конечно, Юра. Адрес у вас есть?
– Ирочка, у сыщика, как правило, нет денег. А адрес свидетеля у него есть всегда.
Глава б
Притулившись в уголке .возле окна, Настя слушала, как Борис Витальевич Гмыря допрашивает Яну Нильскую. Со слов Яны, картина вырисовывалась следующая. 9 июня около восемнадцати часов Теймураз Инджия пригласил Яну в ресторан "Фиалка", где угостил ее шашлыком из осетрины. Пока пили кофе, Тимур выяснил у хозяина ресторана, что с двадцати часов здесь начнет "гулять банкет", поэтому "Фиалка" будет работать, пока не закончится празднование, иными словами - часов до двух ночи. Посторонних поздно вечером в ресторан, конечно, не пустят, но его, Тимура, всегда рады видеть как постоянного посетителя. Тимур же ответил, что он никого напрягать не станет, а если и придет со своей дамой, то пройдет только в бар выпить кофе и съесть пару бутербродов. На том и порешили. В начале двенадцатого Тимур предупредил администратора, что идет с Яной пить кофе. Они направились по аллее в сторону Митьковского проезда. Когда поравнялись с роликодромом, из кустов на противоположной стороне аллеи кто-то окликнул их:
– Тимур! Яна!
Они подошли ближе, раздались два выстрела, Тимур упал, кто-то схватил растерявшуюся Яну, зажал ей рот рукой и куда-то потащил. Мужчина был крупным и сильным, и как Яна ни вырывалась, сделать ничего не могла. Ее запихнули в машину, в белую "Волгу", и увезли. В машине ей не только заклеили скотчем рот, но и сразу же завязали глаза, хотя эта мера была на самом деле излишней: Яна Москвы не знает и понять, куда ее везут, а тем более в темноте, все равно не смогла бы. Ехали минут двадцать, как ей показалось. Может быть, больше, может, меньше. Она была так испугана, что не сообразила засечь время в пути.
Ее привезли в какой-то дом и завели в квартиру. Какой дом? Панельный или кирпичный? Одноподъездный или многоподъездный? Сколько в доме этажей? Она не знает, не видела, когда вводили в дом, глаза были завязаны, и когда выводили тоже. Точнее, ее не вводили, а вносили на руках. Поднимались на лифте. Какой этаж, хотя бы примерно? Она не знает, пожалуй, точно не второй и даже не третий, скорее всего пятый-седьмой, но она не уверена. Какая квартира? Обычная, три комнаты, кухня, ванная, туалет. Что видно из окна? Яна не знает, окна заклеены бумагой. Ее сразу предупредили, что в квартире с ней неотлучно будет находиться охранник, который за малейшее нарушение будет ее наказывать. К нарушениям относились попытки кричать, звать на помощь, убежать, отклеить бумагу и посмотреть в окно. Если нарушений не будет, ее через несколько дней отпустят, и все будет хорошо. И никто не сделает ей ничего плохого.