Был бы он честным пионером, этот Давид Иессеевич, то выразился бы иначе: «Не мечом и копьём спасает Господь, но пращей и увесистым булыжником». Но он не стал этого говорить — врождённая скромность не позволила.

Итак, Голиаф пошёл навстречу Давиду, поигрывая бицепсами. Пастух не стал подходить слишком близко, а с расстояния эффективной стрельбы открыл огонь на поражение. Первый же булыжник раскроил финикийскому богатырю череп.

Остальные филистимляне так испугались, что бежали, побросав своё оружие, куда глаза глядят.

Израильтяне захватили и разграбили их обоз. Давид отрезал Голиафу голову и с достоинством вернулся в свой шатёр, которого у него только что не было.

У Саула случившееся вызвало полную потерю памяти. В медицине такой феномен называют ретроградной амнезией.

Он не только забыл о том, что Давид был его придворным музыкантом, которого он любил и использовал в качестве успокоительного.

У царя совсем вылетело из головы, как полчаса назад он лично инструктировал Давида перед поединком и заставлял примерять свои доспехи.

Как только царь увидел Давида, разгуливавшего по лагерю с головой Голиафа, он спросил Авенира: «Кто этот юноша?»

Память Авенира тоже дала течь. Он покачал головой и ответил: «Понятия не имею, ваше величество».

— Ты чьих будешь, холоп?

— Раба твоего, Иессея из города-героя Вифлеема, младший сын.

Пока они разговаривали, Ионафан Саулович увидел Давида и потерял голову.

«Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его».

Что это значит? Не спрашивайте меня об этом. Ибо дальше — интереснее.

«И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нем, и отдал её Давиду, также и прочие свои одежды».

Как пели в одной песенке, «полюбил тракторист тракториста».

Чудеса продолжались. Саул назначил Давида своим главнокомандующим — вот так, прямо сразу и назначил. Авенир загрустил.

Вся армия тронулась домой. По дороге, в каждом селении им устраивали триумф.

Все женщины выбегали к дороге, забрасывали военных цветами и кричали: «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!»

Дамочки просто делали авансы красавцам гусарам, как это всегда бывает, когда армия входит в город.

Но Саул обиделся не на шутку. «Ему ещё осталось присвоить моё царство, а так всё прекрасно».

На следующий день Саул сидел на троне, сжимая в руке копьё. Давид, как ни в чём не бывало, бренчал на гуслях и напевал что-то романтическое из серии «паду ли я, копьём пронзенный, иль мимо пролетит оно?»

Саул метнул копьё, а Давид уклонился. Саул испугался. Его военачальник и музыкант, отменный стрелок и любимец сына, умел ещё и «качать маятник», словно заправский ниндзя.

Саул отменил статус придворного музыканта и главного стратега для Давида.

Он назначил его тысяцким (полковником) и велел не сидеть во дворце, а работать с личным составом. Давид повиновался.

«А весь Израиль и Иуда любили Давида».

Саул так боялся Давида, что решил женить его на своей дочери Мерове.

Что страх с людьми делает, подумать только! Давид отказался. «Кто я такой, чтобы быть царским зятем?»

Тут он врал, как обычно. Когда Мерову выдали замуж, её сестра Мелхола начала строить глазки Давиду. Саул сказал, что отдаст её за него, а для вена ему хватит «ста краеобрезаний филистимских».

Давид не стал больше скромничать, а согласился. Он пошёл со своими людьми в поле, убил двести первых попавшихся филистимлян. С запасом, так сказать. После этого сделал трупам обрезание и принёс «трофеи» царю, как плату за невесту. О ВРЕМЕНА! О НРАВЫ!

Сыграли свадьбу, но не было покоя в царской душе. Он ходил по дворцу, и всё время думал, как бы Давида жизни лишить.

Ионафан посоветовал Давиду спрятаться с царских глаз, а сам завёл с отцом разговор о музыкальном полководце.

Он всячески расхваливал Давида и говорил, что не надо его убивать. Уговорил. Саул поклялся, что не станет его убивать.

Счастливый Ионафан привёл Давида за руку в царские палаты. Примирение состоялось. После примирения Давид пошёл воевать филистимлян. Успешно. Вернулся с победой.

У автора случилось дежа-вю. Опять Саул сидел на троне с копьём в руке. Опять Давид услаждал его гуслями. Саул, как обычно, бросил копьё. Давид, как обычно, увернулся и убежал. На этот раз царь отправил слуг к дому Давида, чтобы убить его.

В дело вмешалась Мелхола. Она любила Давида не меньше, чем Ионафан. Спустила мужа через окно на верёвочке, а на его постель положила статую и прикрыла её одеялом. Как ни странно, в те времена такие трюки срабатывали.