— Разрази меня гром — партизан! — шепнул один из полицаев.

Старший тоже заподозрил в нем партизана, отыскивающего место встречи. Может быть, связной из города? Двоих он послал в обход путника, предупредив, что надо взять живым, а сам осторожно шел за человеком, не теряя из виду черную бурку. Старший полицай услышал впереди возглас: «Стой!» Потом раздалось несколько выстрелов. Старший побежал на звуки.

— Господин старшой, партизана задержали! — радостным возгласом встретил его полицейский. Второй наклонился над распростертым на тропинке телом.

— Мертв… — коротко сказал тот, распрямляясь.

— Сволочи, не могли взять живьем!..

В карманах нашли наган и коричневую книжечку кандидата партии. Находка убедила старшего, что застрелен партизан.

— Ведь предупреждал, сволочей, что надо живого… Награды и не ждите. Не будет вам награды! Живой он привел бы нас в отряд, а мертвый… зачем он?

Полицаи не теряли надежды на награду, даже за мертвого. Один с помощью другого взвалил труп себе на спину и пошел по тропинке вниз.

— Чего лаешься, — обратился полицай к старшему. — Все равно гестапо одобрит. Они живых-то боятся до поноса.

Поразмыслив, и старший стал успокаиваться, придумывая, как доложить о перестрелке, о своем бесстрашии и отваге.

Пока спускались на дорогу, труп несли все по очереди. Был он не легок, и полицаи изрядно умаялись.

На дороге им посчастливилось: задержали подводу. Бросили коченеющий труп в бричку, сели сами и в веселом настроении поехали в город.

Курицын торопливо выслушал доклад и погнал бричку к гестапо. Начальник полиции обрадовался удаче. Если сам связной мертв — еще не все потеряно. Можно разыскать родственников, знакомых, установить наблюдение за квартирой… Бричка въехала во двор. Курицын сразу же в кабинет Гельбена. Доложил, что при задержании убит партизанский связной.

Гельбен быстро подошел к лежащему на асфальте трупу и… отпрянул. Он повернулся к Курицыну с побелевшим лицом и стиснутыми челюстями. Начальник полиции, чувствуя недоброе, упал, как подкошенный, на колени и поднял руки. Размахивая «вальтером», Гельбен носком сапога ткнул Курицына в грудь. От бешенства он не мог вымолвить и слова. Лицо его дергалось нервным тиком. Он был страшен. Упали на колени и полицаи. Надавав полицаям и Курицыну пинков, оплевав их, Гельбен стал стихать. Брезгливо махнул рукой и выгнал свою челядь со двора.

Подошел к трупу, еще раз посмотрел в знакомое лицо и ногой накинул на него бурку.

Полицаи убили… Ястреба.

Следующий день Гельбен лежал в постели. У него побывал Геринг. Возвратившись от начальника, Геринг вызвал Курицына и кратко сказал:

— Начальник гестапо запретил полиции убивать кого бы то ни было. Задерживайте и доставляйте нам, расстрелять мы и сами можем…

Курицын пытался было выяснить, в чем его ошибка, но Геринг оборвал его:

— Все, идите!

О награде полицаям Курицын уже не заикнулся, понял: не того убили…

Домой Илья Данилович ходил не часто — забежит вечерком на часок, успокоит Елену Николаевну, если можно было вообще успокоить ее в это трудное и опасное время, заберет сумку с харчами — и снова к себе в подвал.

С некоторого времени Елена Николаевна стала замечать, что аппетит у мужа улучшился. Он не отказывался ни от хлеба, ни от мяса, ни от овощей, даже просил добавки. «Хорошо, с аппетитом ест — значит, здоров и спокоен» — к такому выводу приходила жена.

Но аппетит Утробина, если б он обедал при жене, не вызвал бы восторгов у Елены Николаевны. То, что собирала она в кошелку, съедали двое. Однажды вечером встретил Утробин около проходной больницы человека в гражданской одежде. Увидев Илью Даниловича, он спросил:

— Вы — Утробин?

— Да.

— Мне нужно поговорить.

Они отошли в сторону. Человек назвался Александром Петровичем и объяснил, что не смог уйти из города, а оставаться дольше тоже нельзя — нет ни документов подходящих, ни денег, ни пристанища.

— Предъявить немцам удостоверение, что я политрук, — это значит самому пойти на расстрел…

Утробин повел его в свою каморку в подвале, при свете рассмотрел удостоверение, сличил фотографию с оригиналом. Все было правильно.

— Живи пока. На улицу не показывайся.

С того вечера и увеличился аппетит Утробина, так обрадовавший Елену Николаевну.

Почти десять дней прожил у него политрук, пока достал Утробин небольшую сумму денег и разузнал, какими путями лучше пробраться к советским войскам.