Тут же она почистила парочку самых жирных рыб, испекла их на угольях. Рыба оказалась необыкновенно вкусной. Люда все съела за одну минуту. Потом закусила апельсином, и ее потянуло в сон. Самое время вздремнуть. А сырой рыбы оставалась еще целая гора.

— Ух ты, натащил! — со злостью подумала она о Генке, забыв, что сама велела мальчикам наловить рыбы. — Я что, теперь всю эту гору должна чистить? У всех дежурства проходят как дежурства, а я должна, значит, чистить всю эту рыбу?

Что и говорить, такая перспектива ей совсем не нравилась.

И вдруг она придумала, как быть!

— Люда, не делай этого! — тут же раздался из хижины знакомый голос. — Гена так старался, он хотел накормить рыбой всех ребят!

— Ничего, поедят и консервов, — сказала Люда. — Потом закусят бананами — чем не жизнь?

— Но что, что ты скажешь ребятам? Как объяснишь, куда делась рыба? — спрашивал Люду голос.

— А я скажу… Скажу, что сюда приходил тигр. И унес всю рыбу. Я еле спаслась, а рыбу он съел. Не до того мне было, чтоб еще рыбу спасать…

— А здесь разве есть тигры? — снова спросил голос. — По-моему, здесь нет тигров, одни обезьяны.

— Откуда ты знаешь? — спросила Люда.

— Это же Дашин остров, — сказала Людина кофта. Конечно, это была она. — А Даша не предусмотрела никаких тигров.

— Ну и что? Кто знает, что их здесь точно нет? Если я скажу, что на меня напал тигр, они поверят…

— Нет, Люда, так нельзя, — ответила кофта. — Подумай сама. Твои друзья тоже хотят свежей рыбы. Генке наконец улыбнулось рыбацкое счастье. Так что начинай-ка готовить обед, пока вся эта рыба еще не испортилась на жаре!

— Вот еще! — рассердилась Люда. — Выброшу-ка я ее обратно в море!

— Но она больше не сможет плавать, — сказала кофта.

— Как миленькая, поплывет! — рассмеялась Люда. — Хотя бы и кверху брюхом!

— Люда, — с тяжелым вздохом сказала кофта. — Если ты сделаешь так, ты уже не сможешь стать королевой!

Генка снова шел к хижине.

Там у него лежали запасные крючки.

Паша тоже был плохим рыбаком. Еще хуже Генки. Конечно, он не смог справиться один с тремя удочками — своей, Генкиной и Мишкиной.

На одной из них большая рыба сразу же оборвала крючки, а две другие безнадежно спутались лесками — так что пока Генка убегал, чтоб отнести рыбу домой, все их рыбацкие снасти вышли из строя.

Генка не был сообразительным мальчиком. Никто не назвал бы его и начитанным, много знающим ребенком. Все, что он знал наверняка — это то, что он совсем не сообразительный, а если точней сказать, — что он непроходимо глуп и взрослые собираются его определить в умственно-отсталую школу.

Генка привык за свою жизнь чего-нибудь не понимать. Поэтому он нисколько не удивился, когда не понял, что делает Люда.

Не обращая внимания на рыбу, которая могла вот-вот испортиться под жарким солнцем, не видя вообще ничего вокруг, Люда, разгоряченная, била что есть силы толстой палкой какой-то расстеленный на земле коврик не коврик, одеяло не одеяло. Похоже было, что она выбивала пыль. Но при этом почему-то повторяла с ожесточением:

— А я вот все равно буду, буду королевой, тебе назло! И ничего ты не сделаешь! Ишь ты, придумала — сперва обещать, а потом чуть что, значит — и на попятную? Нет уж, врешь! Буду я королевой! Буду!

И еще Генке почему-то показалось, что этот коврик не коврик, одеяло не одеяло при каждом ударе издает какой-то странный звук. Как будто кто-то ойкает или стонет.

А может, и не показалось. Потому что Люда, орудуя толстой палкой, повторяла:

— Не нравится тебе, да? Ишь ты, не нравится! А я все жду, жду, когда наконец-то стану королевой! Мне, думаешь, очень нравится, что ты меня кормишь обещаниями?

Генка поежился, глядя на разъяренную Люду и, не заходя в хижину, повернул назад, к берегу.

Ладно с ними, с крючками. Рыбы он и так наловил достаточно.

Люда кое-как собрала всю рыбу в объемистый пакет и потащила к морю. Конечно, не туда, куда ушли мальчишки. Море большое, его хватит на всех.

Никто не видел, как она вытряхнула рыбу в воду.

Никто не видел ее и позднее, когда она, подобрав на берегу большой камень, старательно завернула его в какой-то коврик не коврик, одеяло не одеяло и снова направилась к воде.

— Последний раз спрашиваю, — сказала кому-то Люда. — Обещаешь молчать?