В ее глазах появляются слезы.

— Но нам незачем вмешиваться подобным образом.

— У вас просто может не оказаться выбора. Мощь, которой вы владеете, превращает вас в оружие Судного дня, в точности как ракеты, которыми управляли отсюда. Наш нынешний президент вдумчивый и великодушный. Но что, если следующий президент или глава переворота будет подобен Вольфу? Вдруг он станет показывать вас по телевизору, чтобы запугать массы и склонить их перед своей волей? Или же он может использовать вас в качестве заложников, как делал Вольф. Вы представляете собой, пользуясь фразой из прошлого, «явную и непосредственную опасность» [22] для общества, которое мы пытаемся построить. По этой причине ваше существование придется сохранять в тайне, и вы должны оставаться в каком-то безопасном месте, которое устоит против любых попыток захватить вас.

Виола склоняет голову. Последняя надежда покинула ее.

— Я останусь здесь с вами, — говорю я мягко. — Я не Вольф. Это место больше не ваша тюрьма, а ваше убежище. Я связался по телефону с президентом. Экстренные поставки продовольствия уже в пути. Хлоя вернется и привезет лучшего врача, какого мы только сможем отыскать. Мы проведем вам радио и телевидение, вы сможете видеть, что представляет собой наш мир. Когда в этот район вернется порядок и установится надежный режим безопасности, мы все сможем выходить наружу и проводить время в окружающей местности. Мы организуем видеосвязь с Вашингтоном. Я хочу, чтобы вы и ваши друзья поговорили с президентом, и я должен предоставить ему возможность поговорить с вами.

Мои заверения и планы принесли ей некоторое облегчение, даже надежду, но теперь она снова выглядит озадаченной.

— А как же насчет того, что вы не хотите рисковать нашим одобрением или неодобрением?

— Я рискну. И он рискнет. Нам всем придется быть крайне осмотрительными в общении друг с другом, но я убежден, что мы достаточно цивилизованы, чтобы справиться с этим. По-другому нельзя. То, кем вы являетесь, и то, что вы знаете, слишком ценно, чтобы терять это.

Она ожидает дальнейших объяснений. Я всячески стараюсь угодить ей, пытаясь перевести внутреннее ощущение в рациональную трактовку.

— Мы рискуем в том случае, если ваши оценки возьмут верх над вашим будущим. Мы все еще… все еще как дети в некотором отношении. Мы почти избавлены от грехов наших отцов.

— То есть нас.

Я торжественно киваю.

— Да.

Выражение ее лица задумчивое, и явно не от счастливых мыслей.

— Вы не бросали атомные бомбы на города. Не устраивали геноцид. Не создавали инквизицию.

— Пока нет. Но здесь, в Плохих Землях, воскрешалось древнее зло рабства. Вольф продержался так долго, используя обычный набор приемов деспотов, жестокую политику и презрение к окружению. Нам нужно знать о подобных вещах больше. Нам нужно знать, почему они столь притягательны, почему они возникают с такой легкостью и столь устойчивы к искоренению. Вы — наше последнее связующее звено со старым миром. Нам нужно учиться у вас, но не у ваших ног. Вы понимаете?

Виола Спунер грустно улыбается мне.

— Боюсь, что да. — Она поднимается. — Думаю, мне лучше пойти рассказать остальным о нашем будущем.

Встаю и я.

— Я могу пойти с вами, чтобы помочь. Ответить на вопросы и тому подобное. Убедить, что их ожидают перемены.

— Спасибо, я не против.

Мы отправляемся бок о бок.

Рука Виолы тянется ко мне, и ее пальцы ложатся на мех моего плеча.

Я даже не пытаюсь подавить прилив удовольствия, не сдерживаю виляющий хвост. У собак и людей была долгая история товарищеских отношений. Теперь же какое-то время будут товарищами люди и несколько отобранных псовеков — новые отношения для создания нового мира.

В прошлом была одна команда, которой я теперь должен подчиниться, словно мне ее отдал мой исчезнувший хозяин: жди!

Я буду ждать здесь вместе со старыми богами, почитать их, заботиться о них, учиться у них.

Ждать, пока они не исчезнут с лица Земли навсегда.

Мама купила машинку для очистки дренажных труб и отправилась домой, ну а детям было дано важное поручение. Правда, лучше бы Арабелла помогла маме — ведь нынче прощальный ужин, но девочка заупрямилась: дескать, подарок для отца — слишком серьезное дело, и в одиночку Эндрю наверняка выберет что-нибудь не то. Мать уступила. Ребята уже не маленькие, в переходном возрасте, но чем меньше времени они проводят вдвоем, тем, похоже, для них безопаснее.

— Светильники вроде наверху, — припомнила Арабелла.

— Да разве тут бывает что-нибудь интересное? — Эндрю неохотно плелся по лестнице. — Типовое барахло. По своей воле папа в этот магазин даже и не заглядывает.

— Ну, посмотрим, мало ли что… — сказала сестра.

— Нам надо искать что-то такое… в техническом стиле… — Идея не вызвала отклика, и Эндрю принялся подробно описывать воображаемый подарок. — Латунь, шарниры и линзы Френеля. Ну, чтобы серьезно смотрелось, даже когда выключено.