Так мы и сделали. Через пару секунд я оказалась в кабинете.

Вопреки заведенной между нами традиции вести себя в Кремле по-пуритански, Сталин заключил меня в объятья.

– Ты что? Случилось что-то? – прижимаясь к нему, удивилась я.

– Нет… Ничего. – Он отпустил меня и, усадив на стул, прошел на свое место. – У меня мало времени. Продолжим наш разговор. Ты как-то сказала мне, что я умру в марте 1953 года. Так?

– Да. Но это было в той реальности, из которой я пришла. А что тебя ждет здесь, я не знаю.

Он закурил и внимательно посмотрел на меня:

– Ты сегодня прекрасно выглядишь. И это платье тебе так к лицу.

Я улыбнулась:

– Да что с тобой такое? Ты меня как-то пугаешь…

– Просто я рассуждаю, как следует поступить… – Он сделал паузу. – Тебе придется отправиться в мое будущее. Сейчас я скажу, куда именно. Там ты возьмешь у меня то, что я для тебя приготовлю, и вернешься обратно сюда. Хотя нет. Мы встретимся вечером на даче. В десять. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Конечно… Но… Но ведь тогда время снова расслоится, – испугалась я. – Получится, что ты как бы разделишься на две части. К первому тебе я вернусь сегодня же. А ко второму – спустя много лет. И что мы будем с этим делать? – Я снова вспомнила, как он встретил меня в 1941-м.

– Да… – мрачно взглянул он на меня. – Это трудно себе представить. Но факт остается фактом. Одному из нас сегодня повезет, и ты придешь вечером, выполнив мое задание. А другой останется один.

– И как после этого ты встретишь меня в будущем? Ведь там-то будет именно тот, с кем я сегодня расстанусь навсегда! Представляешь, навсегда!

Он покрутил между пальцев папиросу:

– Не волнуйся. Тебе будет оказан хороший прием. Что касается меня… Ну что ж. В конце концов, я привык терять своих женщин. Хотя… Нет. Пусть тебя теряет тот, другой. А я, как это ни парадоксально прозвучит, буду более удачлив и дождусь твоего возвращения.

Мне захотелось его обнять, но я понимала, что сейчас не время:

– А как же ты сможешь предсказать, куда и во сколько мне приходить к тебе? Вдруг так случится, что там не будет ни этого кабинета, ни дачи… Да и вообще все будет по-другому?

– Ты снова о войне? – откинулся он на спинку стула. – Даже если допустить… Хотя я не верю в такую возможность. Так вот, даже если допустить, что война с Германией будет идти на нашей территории, то я тебе гарантирую: в Москву немецкие войска не войдут. Поэтому все останется примерно так, как сейчас.

«Как же он самоуверен, – подумалось мне. – Это невероятно. Сначала он вытащил страну из разрухи. Потом по его милости начнется этот военный кошмар. А после он сделает невозможное и все восстановит. Это безумие какое-то. У него явно ощущение, что он правит миром. И он даже не допускает мысли, что может ошибаться».

– И ты уже назначил дату? – спросила я. – Ты что, придумал, когда будешь ждать меня там, в будущем?

– Вот. – Он быстро написал на блокнотном листе цифры и протянул мне. – Приходи точно в это время на дачу. Я позабочусь, чтобы место, где ты появишься, всегда держали свободным.

Я посмотрела на бумажку. Если мыслить в координатах моей реальности, то до его смерти должно было остаться чуть меньше года.

– Пройдет пятнадцать лет! Ты не забудешь о том, что я должна прийти?

– Забуду ли я? – рассмеялся он. – Ты не понимаешь, о чем говоришь. Иди. Прямо сейчас. Только без перерыва! И не смей оставаться там дольше тридцати минут!

«Уж не ревнует ли он меня к самому себе?» – мелькнуло у меня в голове, и я прошептала:

– Я все сделаю именно так, как ты считаешь нужным. Но я не могу не сказать тебе на прощание…

Он остановил меня жестом:

– Не нужно. Мы увидимся вечером и поговорим. Сколько ты еще будешь здесь?

Я посмотрела на часы:

– Минуту.

– Тогда в любом случае до встречи.

Оказавшись на полу в 2010 году, я стала трясти все-таки заснувшего Натаныча:

– Эй, эй! Очнись! Труба зовет!

– Что такое?! – Он резко сел и потер небритую физиономию. – Что он тебе сказал?

Я показала ему лист бумаги: