– Ну а подарок мне куда девать? Ждать, пока тебе в 2010 году тридцать девять исполнится?

– Может, оставить его до Нового года?

– Тогда тебе не в чем будет на улицу выйти, – сказал он и, взяв с кровати какую-то шубу, накинул мне ее на плечи.

Я провела рукой по шелковистому меху глубокого, почти черного цвета:

– Спасибо… А что это такое?

– Соболь, конечно. И раз день рождения у тебя в моей реальности, то и фасон годится только для 1937 года. Ну все, пойдем ужинать, а то у меня к тебе серьезный разговор есть…

Серьезный разговор, парадная форма, черный соболь и упоминание о том, что страна пошла новым курсом, сулили мне очередную неожиданность. И как это все связано с идеологией? Мы сели за стол, накрытый по праздничному варианту, и стали пить терпкое вино нашей любви – саперави. После заздравного тоста и всевозможных пожеланий Сталин резко сменил тему и спросил:

– Тебя в детстве крестили?

Такого вопроса я ожидала меньше всего:

– Да, в десять лет. Меня епископ крестил… Я забыла, какой именно, но епископ.

– А с мужем своим, эмигрантом ты венчалась? – Он как-то непонятно посмотрел на меня.

Я заерзала на стуле:

– Нет.

– А почему?

И что ему сказать? Что я так рано выскочила замуж, потому что залетела? Свадьбы толком не было. А когда мы собрались ее отметить, случился путч 1991 года, кроме того, начался пост, поэтому венчание, о котором мы было задумались, пришлось отложить на неопределенный срок, ну а потом в этом и вовсе отпала необходимость. Не зная, как лучше ответить, я пожала плечами:

– Ну… Ну… Это было не принято.

– А раньше ты говорила, что это, наоборот, стало пользоваться популярностью. Так что же было на самом деле? Ты действительно с ним не венчалась? И вообще ни с кем не венчалась?

– Нет, конечно!

– Очень хорошо. – Он долил нам вина. – Значит, послезавтра ты обвенчаешься со мной.

– Мама дорогая! – От удивления я плеснула вино на скатерть. – Ты… Ты… Я… Я…

– Понятно, – засмеялся он, – ты опять впала в свое сильное душевное волнение. Ну помолчи немного, успокойся. Ты, кстати, где хотела бы венчаться? Может, у тебя церковь какая-нибудь любимая есть?

Я обрела дар речи и прикрыла тарелкой неэстетичное винное пятно:

– Ну, зная тебя, можно было бы предположить, что, скорее всего, тебе захочется сделать из этого события политически важное мероприятие. Так сказать, на глазах у всей станы меня под венец повести. Но вот беда! Самый большой храм Москвы-то ты взорвал. Там теперь Дворец Советов строят…

– Так! – треснул он ладонью по столу. – Забыли о Дворце Советов! Не будет его. Я тебя отвезу посмотреть, что там сейчас. Клумбы, асфальт и деревья. Что ты еще можешь предложить кроме храма, которого уже нет?

Я задумалась, пытаясь представить себе, какое место отвечало бы его амбициям больше всего. Но никак не могла вспомнить, что вообще в 1937 году было открыто. Почему-то на ум пришел Иоанн Грозный.

– Может, в Успенском соборе? – спросила я и затаилась.

– Очень хорошо, что у нас с тобой в очередной раз мнение совпало! – сказал Сталин и закурил «Герцеговину». – Значит, послезавтра нас в Кремле патриарх обвенчает.

– Да что ты? – ехидно улыбнулась я. – И откуда же у нас тут патриарх-то в тридцать седьмом году появился, если его с 1925 года нет?

– Его вчера избрали.

– То есть пять дней назад, когда ты мне про имперскую идеологию рассказывал, патриарха у нас не было. А сегодня он есть, и страна новым курсом пошла? – Я понимала, что не очень прилично веду себя по отношению к серьезным церковным вопросам, но не смогла удержаться и засмеялась. – Скажи, это ты его назначил, руководствуясь партийными нуждами?

– Я ценю твой юмор. Но я никак не мог назначить патриарха, потому что по правилам его должен был избрать архиерейский собор. Именно это и произошло.

– А можно я тебе еще несколько вопросов задам?

– Можно. Задавай!

– Расскажи мне, пожалуйста, поподробнее, как именно это произошло.

Было видно, что ему нравится наблюдать за моей реакцией:

– Я вызвал к себе Карпова. Объяснил ему, что он возглавит совет по делам Русской православной церкви при Совнаркоме. После этого сказал, чтобы он позвонил митрополиту Сергию и от имени правительства пригласил его, а также митрополита Алексия в Кремль. Поскольку так сложилось, что оба они в этот день были в Москве, через два часа мы встретились и побеседовали. Я кроме всего прочего сказал им, чтобы архиерейский собор был созван большевистскими темпами, и в результате через три дня в стране был патриарх.