1 октября 1928 года партия была поделена на двадцать пять окружных организаций в соответствии с избирательными округами при выборах в рейхстаг. В Баварии Гитлер объединил все областные организации в один союз, который сам же и возглавил. Но главным во всей этой эпопее явилась ликвидация рурской партийной организации, которая была одним из самых надежных оплотов Грегора Штрассера. Что касается самого Грегора и особенно его брата Отто, то они чуть ли не каждый день выступали с новыми идеями, которые нагнетали и без того напряженную обстановку в партии. Особенно Гитлеру доставалось за то, что у него и по сей день не было четкого плана прихода партии к власти.

Не имея никакой возможности прорваться в большую политику, Гитлер продолжал выяснение отношений с Пфеффером. Главный начальник штурмовых отрядов начинал утомлять Гитлера бесконечной игрой в солдатики. Как в свое время и Рем, он собирался создать под видом штурмовых отрядов все тот же «черный рейхсвер» на службе у государства, несмотря на то, что сам Гитлер постоянно говорил о невоенной ориентации штурмовых отрядов и с презрением относился ко всем без исключения государственным институтам Веймарской республики.

В августе 1929 года Гитлер провел съезд партии в Нюрнберге, который стал самым представительным из всех проведенных ранее. Со всех концов страны в Нюрнберг приехали в тридцати специально заказанных поездах 20000 членов партии и сочувствующих.

Съезд открылся парадом, на котором 60 тысяч штурмовиков на протяжении целых трех часов маршировали перед своим фюрером и его ближайшим окружением. На самом деле это была самая обыкновенная демонстрация силы.

Как это чаще всего и бывает, помощь пришла оттуда, откуда ее никто не ждал — из Гааги, где в августе 1929 года был утвержден план Юнга, названный так по имени американского банкира О. Юнга. План устанавливал окончательный размер немецких репараций в сумме 113,9 миллиарда марок. Иностранный контроль за структурой германской экономики отменялся, а Франция обязывалась полностью вывести свои войска из Рейнской области к середине 1930 года.

— Вот здесь, господа, — указал Гесс на трудящихся, — силы разрушения, которые угрожают уничтожить ваши конторы, фабрики, все ваше богатство. Я показал вам также, как создается власть порядка. Мы фанатично стремимся искоренить дух бунта. К сожалению, одного стремления мало, необходимы еще материальные предпосылки. СА — бедна, нацисты — бедны, вся организация бедна. Откуда придут сапоги, форма, флаги, барабаны — словом, все снаряжение, необходимое для сегодняшнего политического стиля, если нет денег? Их должны дать те, кто ими владеет, чтобы в конце концов не потерять того, чем они владеют…

Слова и особенно снимки подействовали. «Господа» собственными глазами видели выступления красных в 1918 и 1919 годах и хорошо знали, чем они им грозили. Да и на Востоке лежала покоренная большевиками Россия, которые спали и видели, как бы им экспортировать свою страшную революцию в Германию. Ну а то, во что на самом деле превратилась эта сама социалистическая революция, им тоже было прекрасно известно. Потому предложенная им формула — «мы даем вам власть порядка, а вы нам деньги, а затем и посты в кабинете министров, а затем и абсолютную власть» — заслуживала самого пристального внимания. И что бы там ни говорили о Гитлере, но лишь у него в руках имелась не только довольно мощная политическая организация, но и самая настоящая армия СА, которая в любой момент была готова броситься на расправу с красными, белыми или зелеными.

Была и еще одна причина, по которой Гугенберг «снизошел» до Гитлера и пригласил его принять участие в совместном крестовом походе против социалистических жидов. Его партия переживала не лучшие времена, у него не было опоры в массах и таких ораторов, как Гитлер, Грегор Штрассер и Геббельс.

На переговоры с Гугенбергом Гитлер отправился без ведома даже самых близких людей. В партии хватало не переболевших социализмом, и он не хотел, чтобы раньше времени заговорили о том, что он пошел на сотрудничество с заклятым врагом профсоюзов и правительственных реформ. Выслушав Гугенберга, Гитлер не стал изображать великую радость и весьма сдержанно отреагировал на сделанное ему предложение бороться за новую Германию. Соглашаться сразу было несолидно, и он хотел набить себе цену.

— Ну так как, — нарушил затянувшееся молчание несколько озадаченный странным поведением своего обычно импульсивного собеседника Гугенберг, — вы согласны?

— Да, — кивнул Гитлер, — но только на некоторых условиях…

— Я слушаю вас!

— Полная независимость в ведении кампании и передача мне значительной доли выделенной на нее денег…

Ожидавший большего Гугенберг недоуменно пожал плечами: о чем, мол, речь.

— И еще одно, — продолжал ликовавший в душе Гитлер.

Гугенберг вопросительно поднял брови.

— Я хотел бы назначить своим представителем в объединенном финансовом комитете Грегора Штрассера…

Так Гитлер решил обезопасить себя, сделав своим представителем заклятого врага капиталистов, и теперь уже никто не мог обвинить его в сделке с толстосумами.

— Это тот, который социалист? — недобро усмехнулся Гугенберг.

— Пусть это вас не пугает, — небрежно махнул рукой Гитлер, — Штрассер еще и националист… Да и неплохо, если правительство будет критиковать такой известный социалист…