Сила кулаков вампира была так велика, что у Эйба, как позже выяснилось, оказалось сломанными несколько ребер. Он корчился, когда она снова ударила его в живот… и снова . Он закашлялся, выплевывая сгустки крови ей в лицо.

Она остановилась, провела всеми пальцами по щеке, потом коснулась их языком.

— Вкусно, — сказала она и улыбнулась.

Я с трудом встал на ноги, понимая, что если упаду опять, то это будет в последний раз. Я думал о моем дедушке — как помялось его лицо от кулаков вампира. Как он упал, не сумев нанести ни одного удара. Я не хотел, чтобы со мной случилось также. Я использовал паузу с пользой, найдя в плаще последнее, что осталось от моего вооружения — маленький нож. Из последних сил я бросил себя на нее и воткнул нож ей в живот. Это улучшило ее настроение, она охватила мое запястье и оттянула его назад, вместе с собственными кишками, еще больше разрезая себя и хохоча беспрерывно. Я чувствовал, как мои ноги отрываются от палубы, чувствовал ее пальцы на горле. Мгновение спустя мне показалось, что она тянет меня куда-то. Она погрузила мою голову в реку, спина в это время осталась прижатой к борту. Я дергал ногами. Я уже не мог ничего сделать, только смотреть ей в лицо. Ее морщины, через несколько дюймов воды, оказались незаметны. Затем мысли о борьбе пропали, и меня неожиданно охватила радость. Уже скоро, скоро это случится, и я смогу отдохнуть. Черные глаза надо мной изменили форму, вода успокоилась. Успокоилась, как и я. Вскоре я буду с ней. Стояла ночь.

А потом пришел он.

Эйб едва был в сознании, когда старуха исчезла — что-то отбросило ее назад. Ее руки больше не держали, он тихо всплыл и качался по волнам.

Рука Бога вынула меня из глубины. Положила рядом с мальчиком в белой одежде. Из такого положения я досмотрел конец драмы, соскальзывая в сон, выплывая из сна. Я слышал женский крик:

— Предатель!

Я видел очертания человека, сражавшегося с ней. Я видел, как ее голова упала на палубу рядом с местом, где лежал я. Ее тело было где-то в другом месте. Больше я ничего не видел.

— «Нередко, чтобы нас завлечь в беду, посланцы мрака говорят нам правду, заманивают всяким честным вздором, чтоб в глубочайшем деле обмануть{7}…»

Я проснулся в комнате без окон и увидел человека, который читал в свете керосиновой лампы. На вид ему было около двадцати пяти лет, стройный, с темными волосами до плеч. Увидев, что я проснулся, он перестал читать, вставил закладку между страниц книги в толстом переплете. Я задал только один вопрос, сейчас не было ничего важнее. Единственное, что тревожило мои мысли.

— Мальчик… он…

— Выжил. Он сейчас там, где его обязательно найдут.

По его акценту невозможно было определить происхождение. Был ли он англичанин? Американец? Шотландец? Он сидел передо мной на стуле с высокой спинкой, покрытой замысловатой резьбой, нога закинута одна на другую, в темных брюках, рукава голубой рубашки закатаны до локтей, а на шее висел маленький серебряный крестик. Я осмотрел комнату, полную теней, созданных светом масляной лампы. Стены состояли из сложенных друг на друга камней, пространство между которыми было замазано глиной. Каждая украшена не менее, чем двумя картинами в золоченых рамах, а на одной стене их было даже шесть. Изображения несущих воду женщин с обнаженной грудью. Залитые солнцем пейзажи. Висящие рядом портреты леди и пожилой дамы, удивительно похожие друг на друга. Я увидел свои вещи, аккуратно сложенные в углу комнаты. Мой плащ. Мои ножи. Мой топор, чудесным образом спасенный из вод Огайо. Комната была обставлена самой элегантной мебелью, которую я видел в жизни. И книги! Стопки и стопки книг всевозможных размеров во всевозможных переплетах.

— Меня зовут Генри Стерджес. — сказал он. — Вы у меня дома.

— Авраам… Линкольн.

— «Первородец нации». Очень приятно.

Я попытался сесть, но меня сразу пронзила такая боль, что я едва не потерял сознание. Я лег обратно на спину и посмотрел ниже своего подбородка. Моя грудь и живот были стянуты влажными бинтами.

— Простите, что испортил вашу одежду, но вы были так изранены. И пусть вас не тревожит запах. Ваши повязки пропитаны специальным сортом целебных масел, уверяю, это поможет быстрее исцелиться. Но вот, боюсь, они весьма неприятны для органов обоняния.

— Как…

— Два дня и две ночи. Должен заметить, первую дюжину часов я был не на шутку обеспокоен. Я не был уверен, что вы вообще проснетесь. Это свидетельствует в пользу вашего здоровья и способности выжи…

— Нет… Как вам удалось убить ее?

— О. На самом деле это было нетрудно. Ведь она была такой хрупкой.

Мне показалось абсурдом употреблять относительно ее тела такое понятие, как «хрупкий».

— К тому же, хочу отметить, она была крайне увлечена погружением вас в воду. Как раз в связи с этим я обязан попросить вас об услуге, которая, правда, изменит тему нашего разговора — могу ли я спросить вас об одной вещи?

Мое молчание послужило заменой слову «да».

— Сколько вампиров вы уже убили?

Я был удивлен, услыхав это слово из уст другого человека. До этого дня только мой отец говорил о них как о реальных существах. Я решил, что он хочет покрасоваться, но все равно ответил ему:

— Одного, — ответил Эйб.

— Да… да, это похоже на правду.

— А вы, сэр. Сколько вампиров убили вы?

— Одного.

Я не мог поверить в это. Как могло такое мастерство — дающее такую легкость при убийстве вампира — появиться при полном отсутствии практики?

— Вы… не охотник на вампиров?

Генри усмехнулся.

— Могу с уверенностью сказать, что нет. Хотя, убежден, это очень интересный род занятий.