– Не замечал. Вы вроде душа в душу… А может, и с этой так же получится. Сейчас тянет, а через пару лет…

– С Леной?! – Макс аж подскочил на стуле. – Нет! Нет, с ней все серьезно. С ней – навсегда!

И он клялся в любви к этой Лене, клялся так горячо, будто я был тем, от кого зависело, дать ли ему развод с женой и допустить ли до этой девочки… Мне вообще-то было по барабану, тем более что я не верил в реальность каких-то действий со стороны Макса. Он никогда не делал решительных шагов. Скользил по жизни, не падал, но не скользить не пытался. (Оказалось, что я ошибся – Максим сделал в конце концов этот шаг, но какой-то страшно запоздалый, и так хряпнулся, что вряд ли поднимется.)

В тот момент меня больше всего заботили личные проблемы, и я расспрашивал его о Наталье, о том, к кому она ушла.

– Да я не в курсе почти, – морщился он; ему явно хотелось говорить лишь о своей любви.

– Ну хорош гнать. Лианка с ней наверняка по полдня перетирают.

– И что?

– Что! Ты не на Луне живешь… Давай рассказывай.

– Ну, солидный человек. За сорок… Двое детей… Ушел, кажется, развод оформляет… Живет с Наташкой теперь… Член правления банка, где она работает… Любят друг друга…

– Любят, блядь!.. – Я сжимал кулаки; было обидно. – Я им устрою любовь!

– Не надо, – как-то жалобно отзывался Макс.

– Что – не надо? Почему?

– Да разбегитесь мирно, и все будет нормально. Найдешь девочку…

– Сейчас мне на хрен никого не надо. Я бы всех их в одну яму… Твари!

Максим начинал дрожать:

– Не смей! Не все такие. – И снова пытался загрузить меня своей песней о Лене. Какая она скромная, верная, настоящая…

Я лежал на удобной ортопедической кровати и уже не слушал. Очень хотелось выпить. Очень хотелось скорее выздороветь и начать что-то делать.

Но нога заживала медленно – порой я начинал сомневаться, действительно ли врачи дорогущей «Медицины» делают все возможное. Вполне могли затягивать, выкачивая денежки… Полторы недели я там пролежал; ухудшения не наблюдалось, но и сказать, что начал бегать и прыгать, тоже нельзя. Так, ковылял кое-как, стараясь не налегать на правую ногу всем весом.

Дней через десять я стал навязчиво интересоваться у врачей: идет ли улучшение? Возможна ли гангрена и прочие ужасы? Врачи оптимистически восклицали, что налицо явный прогресс, и после паузы добавляли: «Но выписываться еще рано. Необходим уход».

И когда торчать в палате стало невыносимо, а денег заметно убавилось и новых из-за моего пребывания здесь не появлялось, я спросил прямо: «Можно ли продолжать лечение дома?» Врачи засмущались, сдвинули брови, попереглядывались и ответили, что «в принципе можно».

Я выдержал еще сутки, а потом позвонил Ивану.

Следующим утром мою ногу в последний раз осмотрели, выписали мази, назначили амбулаторные процедуры и, явно сожалея, выписали…

Все предыдущие недели я очень хотел оказаться в своей квартире, но как только оказался, навалились те же чувства, которые рвали меня в тот вечер, когда читал эсэмэски. И квартира показалась капканом.

– Вань, подожди, – попросил, – не уезжай. Давай до «Седьмого континента» доскочим. Еды надо купить… выпить чего.

Тот согласился, конечно, – знал, что я приплачу за эту услугу.

Мы набили с ним две тележки продуктами и бутылками, сгрузили в багажник «Фольксвагена», кое-как доставили ко мне на седьмой этаж.

Я сунул Ивану тысячерублевку, замкнул дверь и стал изучать обстановку в квартире.

Было ясно, что с тех пор, как я побывал здесь в последний раз, больше никто не появлялся. Ни Наталья, ни хозяйка… Все вещи жены находились на своих местах. Одежда, обувь. Даже норковая шуба висела в шкафу… Значит, гниду там обеспечили…

Это меня еще сильнее разозлило. Захотелось собрать шмотье и выкинуть. Чтоб никаких следов… Я прохромал на кухню – нужно было выпить. Увидел на полу пакеты, в которых таяли пельмени, креветки, блинчики, и стал засовывать их в морозильник. Потом занялся очищением полок холодильника от старой еды. Вылил в унитаз суп, который Наталья сварила полмесяца назад, отнес в мусоропровод загнившие мандарины, побуревший кусок докторской колбасы, покрытые плесенью помидоры, наверняка еще вполне съедобный сыр. Заметил в прихожей порванные, с отпечатками пяток домашние тапки жены и тоже спустил по трубе. Потом туда же – полотенце, в котором Наталя вышла тогда из ванной… Да, от многого хотелось избавиться. От всего, что напоминало о том времени. Той жизни.

С трудом остановил переходящее в истерику наведение порядка; включил альбом группы «Сансара» и стал пить.

«Всё, дальше некуда – дальше ряд зве-оозд», – вязко текло из колонок, а я бросал в себя водку рюмка за рюмкой.

В те дни я совершил, наверное, самую большую ошибку; во многом из-за нее и сижу сейчас, запершись на все замки, боясь зажечь свет, вынув сим-карту из мобильника и отключив городской телефон…

Конечно, после недель в больницах я погрузился в запой. Нужно было выжечь неприятности и беды. Но запой был не черный – я не забывал ухаживать за ногой, при помощи Интернета и телефонных переговоров зарабатывал деньги (конечно, не такие большие, как если бы бегал по городу, лично встречался с людьми), и, главное, – всерьез занялся покупкой квартиры. Была уверенность, что свое жилье на сто процентов изменит мое положение и я похороню прошлое.