– А вы женаты?

– Ну да.

– И дети есть?

– Две дочки.

– М-м! Взрослые?

– Одной девять, другой два.

– А квартира своя?

Свечин вздохнул:

– Своя. Жены, точнее.

– Большая?

– Двухкомнатная.

– Расширяться планируете?

– Денег нет таких…

Алла покачала головой и стала давить Свечина перспективами:

– А дочки подрастут, и что будете делать? На голове друг у друга стоять? Две комнаты, и четыре человека… Года через три они драться будут за свою комнату… Кстати, а где вы свои книжки пишете?

– Дома… У нас кухня большая.

– Прекрасно! Это какие книжки должен писать человек, сидящий на кухне! А вообще, зачем вы детей рожали? Вы их будущее как-то представляете?

– Ладно, – перебил я, – не рви душу человеку. Каждый живет так, как может. – И про себя поправился: «Как хочет».

– Да просто интересно. Вот он позиционирует себя писателем, который старается, – Алла саркастически выделила это слово, – фиксировать жизнь. Но что можно фиксировать, находясь в дерьме.

– Откуда вы знаете, что я нахожусь в дерьме? – уже подрагивая от злости, хрипнул Свечин.

– Да видно. Таких сразу видно.

– А может, я хочу быть вместе с малоимущим слоем народа? Да и вообще, быть богатым для писателя в России позорно… Слушай, – Свечин посмотрел на меня умоляюще, – выключи эту нудятину. Поставь «Гражданку».

Чтобы не усугублять и без того не очень-то благостную обстановку музыковедческим спором, я вынул Эминема и сунул на его место диск с альбомом «Долгая счастливая жизнь».

– Да не это, – скривился Свечин. – Что-нибудь раннее. «Оптимизм» или «Мышеловку». Пусть девушка поймет, что при любом раскладе все заканчивается одинаково.

Алла засмеялась:

– Я и без песен знаю, что все мы сдохнем! И я, скорее всего, сдохну раньше вас, немолодой человек. Но я хочу прожить весело и на полную катушку, а не прозябать, тоскливо пыхтя.

– До тридцати лет и я тоже был уверен, что быстро поживу и быстро умру. А теперь хочу жить долго.

– Зачем? – подчеркнуто изумилась Алла.

– Чтобы долго доказывать, что существующее мироустройство неправильно.

– А как правильно?

– Не знаю и не должен знать. Писатели, как говорится, не врачи, а боль. Да, а вы, – Свечин оживился, вспомнив, видимо, что и сам может задавать вопросы, – на что живете?

Алла рассказала о бильярде.

– Ясно. А с квартирным вопросом как?

Последовал короткий рассказ о доставшейся в наследство квартире.

Свечин выслушал, покривил губы в ухмылке:

– Ну вот видите, как у вас все хорошо – и ремесло есть доходное, и жилье просторное.

– Да, у меня все хорошо, – гордо отозвалась Алла. – Поводов для нытья не имею. Кстати, Олег, вы коксу не хотите принять?

– А?

– Кокаина понюхать не хотите? Он отлично помогает от депрессий.

– У меня нет депрессии. У меня ровное боевое состояние.

– Да я шучу… Серьезно, давайте засадим по дороге. – И вынула из нагрудного кармана жилетки баночку.

Свечин испуганно выставил руку:

– Я не буду. Скоро домой, а тут переклинит… Я лучше водки.

Потом, когда мы вышли вдвоем с ним на лестничную площадку, Олег придушенно просипел:

– Ну и отыскал ты себе экземпляр! Аж вспотел…

– Да, девка мощная, – согласился я. – А секс с ней – как дзюдо… Зато не скучно.

– Что ж, желаю удачи. – Свечин шагнул в кабину лифта. – Но будь осторожен.

Дней через десять после этого эпизода мы с Аллой расстались. Произошло расставание легко, как она и предсказывала, – уставший от ее образа жизни и постоянного траха, я стал избегать с ней встреч. Ссылался на дела, на отъезд из Москвы по работе.

Раза два-три Алла принимала это спокойно, по крайней мере без комментариев и язвления, а потом задала по телефону прямой вопрос:

– Я тебя замучила?

Я было замялся, но быстро понял, что отвечать нужно так же прямо:

– Да.

– Что ж, меня мало кто выдерживает больше месяца. Ты еще молодец, прилично продержался… Ну, тогда – прощай.

– Подожди. Я готов поддерживать отношения.

– Не получится, – без размышлений сказала она. – Мне нужно быть с мужчиной на всю катушку.

Нечто подобное мне заявила весной и Ангелина… И я согласился:

– Да, я понимаю. Прощай. Я тебе благодарен.

– Я тебе тоже. – В голосе Аллы послышалось пусть не сожаление, но душевность.

Интересно, что с тех пор я ни разу с ней не говорил, хотя по пьяни часто названиваю даже не очень близким знакомым. Спустя время возникало желание повторить эти недели, но становилось ясно, что это несбыточно. Даже если она согласится снова быть вместе, такого бурного, безумного загула уже не случится. Будет скучнее и искусственнее.