Там, на балконе, попытался подсчитать, сколько выпил за эти четыре дня. Литров пять, а может, и больше… А здоровья сколько гробанул. И не вернуть… Кретин…

Плита была в засохших хлопьях накипи, кастрюля почти остыла. Включил газ по новой и терпеливо ждал, сидя в столовой, пока баранина проварится. Потом жадно, обжигаясь, жевал, пил бульон. С набитым до пределом брюхом (еда булькала в самом верху пищевода) завалился спать и спал долго, часов десять, глубоко, без всяких сновидений. Но какой-то ниточкой чувствовал, как выздоравливаю.

Почти весь следующий день отлеживался. Слушал спокойную, интерьерную музыку, пытался смотреть телевизор. Собравшись с силами, немного прибрался в столовой – унес в раковину грязную посуду со стола, вытер мокрой тряпкой пятна испарившейся желчи с пола.

Ближе к вечеру приготовил легкий – яйца с водой – омлет, медленно, осторожно загрузил его в себя; помылся, побрился, съездил за бюллетенем. Пришлось выложить за него полторы тысячи.

На обратном пути накупил в «Пятерочке» кучу всяких деликатесов и затем долго, с аппетитом поедал их.

Засыпал тяжело, но спал спокойно и проснулся в восемь утра, по будильнику, бодрым, даже с желанием работать.

День прошел нормально. Я выполнил ряд мелких заданий по размещению информации в газетах, поставил несколько нейтральных сообщений на ленте «Интерфакса», закончил одно свое дельце и получил вечером десять бело-голубых купюр.

В хорошем настроении вернулся домой. Сварил «Монастырских» пельменей, щедро залил их сметаной. Поужинал. Смотрел телевизор. Похохатывал ситкомам на «ТНТ». В одиннадцать лег в кровать и довольно долго, с редким в последние годы увлечением, читал «Великую тайну великой войны» Осокина. Когда глаза стали слипаться, выключил свет и тут же уснул…

Разбудили меня звуки в соседней комнате. В той, где была формальная спальня – большая кровать, платяной шкаф. Там кто-то переговаривался, шуршал, хихикал.

Долго, не веря, я прислушивался. Лежал без движения, смотрел в белесый потолок и слушал, слушал эти невнятные звуки. Потом включил светильник, сел на диване… Один голос был женский, другой – мужской. Люди явно валялись на кровати и играли перед сексом: пощипывали друг друга, мяли, распаляли себя… Как они здесь оказались? В моей квартире? Макс, что ли, очередную подругу привел? Нет, не помню, чтоб я их впускал. Не было… Никого не впускал. Почитал и уснул. И хорошо спал.

Мысли пойти и посмотреть почему-то не возникало, у меня была уверенность, что туда вообще невозможно попасть. Словно это другая квартира… Но голоса и смешки мешали, и я ударил в стену кулаком. Звуки на минуту смолкли, а потом – опять. Я подождал, ударил еще.

– Хватит долбить, – не то чтобы крикнул, но как-то очень внятно произнес мужчина. – Лузерня должна помалкивать.

Девушка засмеялась.

Я узнал свой голос, и по волосам пробежала ледяная волна… Нет, это во сне… Просто кошмар после запоя… И я стал будить себя – закрывал глаза и резко распахивал, пощипывал руку, ноги, говорил вслух. Посмотрел на часы. Было четыре часа.

Поднялся, походил по маленькой столовой. Выпил воды… В конце концов убедился, что не сплю. А голоса в соседней комнате продолжали звучать, и теперь там, в спальне, откровенно издевались надо мной. Пускай, дескать, конченый урод попсихует.

Да с какого хрена я должен терпеть?! Это наверняка Макс. Я ему давал ключи от квартиры – сделал дубликат, проник, пока я спал, и вот петрушит какую-то шваль. И еще глумится, моим голосом со мной говорит. Скот, мало тебе добра сделано?…

Я решительно пошел в спальню. Света там не было; я остановился перед дверью и снова прислушался.

Шепот и сдавленный смех.

Рывком открыл дверь и сразу, левой рукой, хлопнул по выключателю. Сейчас устрою…

Пусто. Постель аккуратно застелена… Пусто, безжизненно, заброшенно. Здесь я редко бывал.

И тут уж стало реально жутко. Я стоял и заставлял себя понять, что происходит. Ведь здесь буквально за секунду до моего прихода кто-то был. Возился на кровати, шептал и смеялся. Я точно слышал, стопроцентно. И где?…

Осторожно, на цыпочках, подошел к кровати и потрогал покрывало. Оно было теплое, но не очень, не человеческим теплом… Или человеческим?… Да нет, нет здесь никого. И не было. Это просто глюки.

– Допился. Допи-ился, дурачо-ок, – усмехнулся я, стараясь себя взбодрить хотя бы таким образом. – Вот так в дурку и попадают. Вот та-ак.

Но эти разумные слова не могли помочь, они сами стали превращаться в бред, и я все повторял и повторял: «Вот так, вот та-ак, вот так, вот так…» Разум убеждал, что это последствия запоя, а окружающее пространство доказывало, что в квартире кто-то есть. Кто-то есть и издевается.

Вот, в шкафу… Куда им еще?

Я раздвинул створки, поворошил висевшие костюмы, рубашки… Нет, пусто.