«Сочинять» ничего не хотелось, Ольга вдруг почувствовала навалившуюся усталость, но все же направилась к кухне.

– Я, к сожалению, должен закончить работу, – услышала она барышевский бас за спиной и резко обернулась:

– Сережа! Ну, не убежит никуда твоя работа! Подари нам хоть полчасика своего драгоценного времени.

Он вздохнул, вымученно улыбнулся и присел на краешек кресла так, будто оно его жгло.

Ольга вышла в коридор и прижалась спиной к стене.

Что-то не так… Что-то во всем этом не так. А что – она не может понять.

Если причина его вернувшейся вдруг нервозности – Оксана, то почему он сначала не хотел выходить, потом собрался сбежать, но все же остался?..

Или нет – зачем он переоделся, если не хотел выходить, а потом стал ссылаться на занятость, хотя, переодевшись, явно собирался развлекать гостей?..

В общем, она запуталась.

Ольга поднесла к глазам кольцо с голубым бриллиантом. И улыбнулась.

«Я становлюсь подозрительной».

– Надо же, ведь только что все мы в этой вашей Паттайе сидели, а теперь тут. Чудно, правда? – услышала она веселый Надькин голос.

– Сергей Леонидович так неожиданно уехал, – светским тоном сказала Оксана.

– Да! – воскликнула Надька. – Прям будто гнался кто-то за ним. Оля ни собраться толком не успела, ни понять, что происходит. Ужас просто!

– Наверное, у Сергея Леонидовича были на то свои причины.

– Ну, это само собой, кто ж без причин так дергаться станет!

Они разговаривали так, будто Барышева в комнате не было.

«А я ведь подслушиваю, – поймала себя Ольга. – Первый раз в жизни, не отдавая себе отчета…»

Она быстро пошла в кухню и, пока варила кофе и накладывала в вазочки крекеры и конфеты, грустно думала о том, что вот он – кризис среднего возраста. Молодые красивые девушки вызывают неосознанную тревогу, а собственный муж, минуту назад признававшийся ей в любви, кажется теряющим голову ловеласом.

Когда она вернулась в гостиную, Сергей так и сидел на краешке кресла с напряженным лицом, а Надя с Оксаной рассматривали фотографии детей в альбоме.

– Вот это Мишка и Машка, – увлеченно комментировала Надежда, – сейчас они уже подросли, это прошлогодняя фотография… А вот Костик.

– Совсем не похож…

– Еще как похож! Вылитый Сережа. А вот это Петька, бандит. Что, скажешь, тоже не похож?

– Петька похож, – улыбнулась Оксана. – Копия Ольги, ну, и чуть-чуть Сергея Леонидовича.

– Ты где остановилась? – спросила ее Ольга, сервируя маленький столик. – Если хочешь, можешь пожить у нас. Дом большой. Правда, Сережа?

Барышев вздрогнул, прокашлялся и кивнул:

– Да, да… Конечно…

И опять посмотрел на бар, словно сил не было, как хотелось выпить.

Оксана отложила фотоальбом и взяла чашку. Отхлебнула маленький глоток кофе, похоже, обожглась, но не подала виду.

– Я вам очень благодарна, – посмотрела она на Ольгу, – но я остановилась в гостинице. У меня хороший номер.

– Какие у тебя планы? – спросила Ольга, хотя очень хотела спросить: «Зачем ты прилетела?»

– Никаких. Плыву по течению.

– Она же отдыхать приехала, – объяснила Надежда. – Чего ж на отдыхе планы строить? Их на работе хватает.

– Ну, тогда мы обязательно должны все вместе куда-нибудь сходить, – заявила Ольга.

Она села рядом с Оксаной и посмотрела на Барышева, который, вцепившись в подлокотники, напряженно, натянуто улыбался, переводя взгляд с Ольги на Надю, с Нади на Ольгу…

– Сережа, куда ты нас с Оксаной поведешь?

Его взгляд замер на Ольге, улыбка сползла с лица.

– Не знаю… Я должен подумать.

– Подумай, подумай. Мы тоже подумаем. Правда, девочки? Ой, кстати! Оксана! Сейчас я тебе кое-что покажу. Подожди минутку…

Ольга встала и пошла вверх по лестнице, спиной чувствуя удивленный взгляд Оксаны. Господи, как трудно и как противно изображать радушие, когда на душе скребут кошки, когда не можешь разобраться в себе и не очень понимаешь, что происходит.

Еще двадцать минут назад ее дом был тихой счастливой гаванью, а сейчас на нее внезапно налетел девятибалльный шторм.

И главное – никаких доказательств существования этого шторма нет, кроме собственных ощущений.

Ольга ушла, и Сергей понял, что все было бесполезно – ужин в ресторане, прогулка в парке, подаренное кольцо…

И сожженный портрет.

Он не может побороть в себе зверя, у которого желание заслонило не только разум, но и инстинкт самосохранения.