Шрифт:
Все. Удача ушла, мелькнув на повороте зеленым полированным крылом.
Из «девятки» выскочил агрессивно настроенный молодец.
– Да что ж ты, козел?! – попер он на Барышева, проигнорировав разницу в статусе пострадавших в аварии. – У тебя глаза повыело, что ли?! Куда ж ты попер-то на красный?!
– Сколько тебе? – Сергей выхватил из кармана бумажник. – Ну?! Говори и отстань, мне некогда!
Можно еще попробовать догнать «жука», учитывая, что на Ленинградке пробка, а «жуки» не умеют летать – только нарушать правила.
– Некогда ему! – брызгая слюной, заорал молодец. – Да тут одной железки баксов на пятьсот, а еще краска! И бампер погнул!
– Сколько, я тебя спрашиваю?!
– А еще, может, чего и под капотом, я не знаю!
Вся эта колымага и двухсот баксов не стоила, но парень явно решил срубить с богатого «мерина» по полной программе, ввиду того что тому «некогда».
– Две штуки баксов гони, – вынес он свой приговор.
Барышев хотел швырнуть ему свой бумажник, но тут, словно из-под земли, вырос гаишник.
– Старший лейтенант Леньков! – вскинул он к козырьку руку. – Предъявите ваши документы!
Время было безвозвратно утеряно, даже с учетом пробок.
Барышев, закрыв глаза, обреченно откинулся на спинку водительского кресла.
– Я в своем ряду ехал, командир, на светофоре притормозил, а он в меня со всего хода влупился! – затараторил парень. – Он небось права только вчера купил!
«Найду», – подумал Барышев.
Все равно – найду, украду и заставлю простить.
– Если б ты только его видела! Черный весь! Господи! Плакал! Слезы – во!
Ольга холодно посмотрела на Надю, которая, схватив со стола апельсин, обозначила размер барышевских слез.
– Может, поговоришь с ним, а, Оль?..
Ольга осмотрела нераспакованные коробки с вещами. Кажется, посуда в той, а одежда – в этой. Или наоборот? Димкин риелтор так быстро провернул сделку, что она не успела подписать коробки. Теперь гадай…
– Ну жалко ж смотреть на него, ей-богу! – Надя села на одну из коробок. Кажется, на ту, что с посудой. – Оль, ну что ты делать будешь? Одна, с четырьмя-то?! А? Оль, ну что ты молчишь-то? – Голос у Нади задрожал. – Оль, любит ведь он тебя.
Ольга села на другую коробку – нет, здесь посуда, потому что хрустнуло что-то и звякнуло.
– Мне надо нырнуть и отплыть в сторону, – безучастно сказала она.
– Ты чего говоришь-то? – испугалась Надежда. – Куда это тебе нырнуть надо, а? Ты чего заговариваешься? – Надя вскочила и тряхнула Ольгу за плечи – сильно, как всего час назад тряс ее саму Барышев.
– Мне надо нырнуть и отплыть в сторону, – упрямо повторила Ольга. – Чтобы не умереть.
Надя, сев на пол, привалилась к стене и заплакала.
– Господи, что ж это делается-то! Я так боялась, что Димка мой мне изменит, а теперь понимаю – если б он так убивался, как твой Сережа, я б ему все простила!
– Надь, – Ольга встала и огляделась. – Без тебя эти коробки ни за что не разберу.
Надежда утерла слезы и открыла коробку, на которой сидела Ольга.
Там оказались игрушки.
– Я бы простила, – тихо сказала Надя, доставая куклу в розовом платье. – Ради детей…
К утру идея принудительного возвращения Ольги стала казаться ему настолько бредовой, что Барышев впал в отчаяние.
Если не это, то – что? Что делать? Как дальше жить в этом пустом огромном доме, где все время мерещится детский смех и легкие шаги Ольги?
Измученный отчаянием и бессонной ночью, выкурив почти пачку сигарет и запив их пригоршней сердечных таблеток, Сергей приехал в «Стройком» с одной только мыслью – что делать, что?!
С этой мыслью он просидел до обеда, глядя в одну точку – еле заметное пятно на стене, – пока в кабинет без стука не заглянул Стрельников.
– К тебе можно?
– Заходи, – кивнул Барышев.
– Я только что получил эти документы, – Петр Петрович положил на стол пачку бумаг. – Сергей, мы что, продаем лесоперерабатывающие заводы?
– Да, – кивнул Барышев, не глядя на зама.
– Зачем?! – В голосе Стрельникова послышалась плохо скрываемая ярость.
– Они мне мешают.
Сергей потер виски и поморщился – какие, к черту, заводы? Что ему делать, чтобы Ольгу вернуть – вот в чем вопрос…
– Не понимаю, – забарабанил пальцами по столу Петр Петрович.