– Ммм, ну…

– Джорджиана, у нас нет времени на словесные упражнения. Я хотела ненадолго оказаться с тобой наедине. – Великолепные драгоценности герцоги ни сверкали в тусклом свете свечей. – Как ты собираешься поступить со своими чувствами к Куинну?

Джорджиана споткнулась и остановилась, вынудив Розамунду сделать то же самое:

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Я…

– Не говори глупостей, Джорджиана. Мы знаем друг друга достаточно давно, чтобы говорить прямо. Мы ближе друг другу, чем сестры. И я не могу больше смотреть на это. У меня есть достойная причина – я не могу видеть, как ты страдаешь, и более того – знать, что, возможно, Грейс придется снова пройти через мучения.

Джорджиана взяла тонкую руку Розамунды и посмотрела на изящные пальцы герцогини, так не похожие на ее – обветренные и покрытые мозолями, которые скрывали новые перчатки.

– Тебе нечего опасаться. Его предпочтения очевидны – ведь он уделяет ей так много внимания. Он высоко ценит Грейс, Розамунда, и она того заслуживает. Он считается с ее мнением, а я для него в лучшем случае дорогой друг детства. Любовь редко расцветает между двумя старыми друзьями, перекидывавшимися грязью.

– Ах, Джорджиана… Я питала такие надежды.

В глазах Розамунды появилась грусть. Джорджиана не могла этого перенести.

– Честно. Все в порядке. Я уже привыкла. – У нее перехватило дыхание. Нужно срочно сменить тему. – На самом деле я рада возможности поговорить с тобой наедине. Роза, не могла бы ты поговорить с герцогом и спросить его, не найдет ли он домика, который моя семья могла бы купить. У моря – этого всегда хотела моя мама. Домик должен быть скромным, но с землей для кухонного сада, маленького пастбища и, возможно, сарая для одной лошади, одной коровы и нескольких кур…

– Джорджиана, – Розамунда внимательно смотрела на нее, – не говори больше ничего. Ты невероятно храбрая женщина.

– Нет. Я просто практичная.

Розамунда задумчиво погладила щеку:

– Но разве маркиз не сказал, что вы с семьей можете занимать Литтл-Роуз, пока он жив? – Герцогиня понизила голос: – Твой отец болен, милая, а тебе нет необходимости немедленно переезжать. Для него это может оказаться убийственным.

– Я не могу больше оставаться здесь, Розамунда. – Она замолчала, почувствовав, что ее подводит голос.

– Я совершенно случайно узнала, что маркиз назначил весьма щедрое содержание твоему отцу и вряд ли назначит меньшее тебе. А значит, вы сможете позволить себе нечто более роскошное, чем описанный тобой домик.

– Нет. Я не буду жить за счет чьей-то щедрости. Мы неплохо устроимся на деньги, выделенные Куинном моему отцу. Но принимать огромные суммы только потому, что я меньше суток была замужем за Энтони, будет неправильно.

– Гордость порой дорого обходится, милая, – ответила Розамунда, откинув завиток волос с лица Джорджианы. – Я целых десять лет прожила, страдая от ее последствий, и могу точно сказать тебе – это может быть очень-очень печально. Поверь мне. – Она замолчала и сжала ладонь Джорджианы. – Однако у меня есть еще одна идея, как обеспечить тебе счастье и благополучие.

В глазах герцогини зажегся огонек, когда она потащила Джорджиану к приемной по второму пролету лестницы.

– Но, Розамунда, пожалуйста, если бы ты просто поговорила с герцогом, спросила его…

– Я поговорю с Люком, если ты согласишься потанцевать этой ночью с каждым из моих братьев.

– Что? Но у тебя целых четыре брата. Это совершенно…

Она остановилась, заметив непреклонное выражение на лице Розамунды, которому та выучилась уже в первый месяц после свадьбы с его светлостью.

– Хорошо, так уж и быть. Но я не слишком хорошо танцую, ты же знаешь.

Джорджиана никогда не говорила о своей покалеченной ноге. Она так долго и так старательно трудилась, избавляясь от сопровождавшей ее все детство хромоты, что не многие знали, от какой сильной боли она порой страдает. Танцевать ей всегда было сложно, и она старалась избегать этого, предпочитая занимать себя беседой.

Джорджиана краем глаза заметила вихрь цвета – вдов, спускающихся по лестнице. Но все ее внимание вскоре сосредоточилось на Куинне, великолепном в своем элегантном вечернем костюме. Его каштановые волосы всегда были слегка взъерошены совершенно неотразимым образом, что было абсолютно несправедливо, ведь дамам приходилось тратить безумное количество времени на приведение причесок в порядок. Но этой ночью его волосы были напомажены и яростно расчесаны и из-за этого точеные черты его лица казались еще более изящными. Его глаза выглядели больше, чем обычно, а полуночно-синий костюм идеально подходил к светло-розовому платью Грейс.

Спустившись с лестницы, Грейс продела розовый бутон ему в петлицу. Он наклонился и прошептал ей что-то на ухо, улыбаясь уголками губ.

И как будто даже не заметил Джорджиану, стоявшую рядом с Розамундой.

– Ты не забыла, не так ли? У нас с тобой танец, открывающий бал? – спросил Куинн у Грейс, спустившись с лестницы.

Прелестная графиня засияла:

– Конечно, я ни о чем не забыла, буду чрезвычайно рада, но что делать с Атой?

– Я поговорил с мистером Брауном, и, сдается мне, он предпримет шаги в этом направлении.