– Если бы он утром уехал на пароме, автомобиль Йоранссона стоял бы возле какого-нибудь из причалов, – заметила Соня Мудиг.

Курт Свенссон кивнул.

– А может, мы не нашли машины Йоранссона просто потому, что Нидерман покинул страну на севере, через Хапаранду? Конечно, ехать вокруг Ботнического залива далеко, но шестнадцати часов ему вполне могло хватить, чтобы успеть пересечь границу с Финляндией.

– Да, но потом ему пришлось бы бросить машину где-то в Финляндии, и к настоящему моменту тамошние коллеги ее бы уже обнаружили.

Довольно долго все сидели молча. Под конец Бублански встал и подошел к окну.

– Вопреки логике и здравому смыслу, автомобиль Йоранссона по-прежнему не обнаружен. Может быть, Нидерман нашел какое-то укрытие, где он просто залег на дно, дачу или…

– Дачу – едва ли. В такое время года все владельцы домов выезжают посмотреть, что там творится.

– И едва ли его укрытие как-то связано со «Свавельшё МК». Они, вероятно, последние, с кем бы ему хотелось столкнуться.

– Тем самым следует исключить весь преступный мир. Какая-нибудь подружка, о которой нам не известно?

Мыслей у них было много, но необходимые для дальнейших действий факты полностью отсутствовали.

Когда Курт Свенссон ушел домой, Соня Мудиг вернулась к кабинету Яна Бублански и постучала о дверной косяк. Бублански приглашающе махнул рукой.

– У тебя найдется пара минут?

– Что?

– Саландер.

– О’кей.

– Мне не нравится этот расклад с Экстрёмом и Фасте и новым судебным процессом. Ты ведь читал отчет Бьёрка. Я тоже читала. Ее просто убрали с дороги в девяносто первом году, и Экстрёму это известно. Что, черт возьми, происходит?

Бублански снял очки для чтения и сунул их в нагрудный карман.

– Не знаю.

– У тебя есть какие-нибудь соображения?

– Экстрём утверждает, что отчет Бьёрка и его переписка с Телеборьяном сфальсифицированы.

– Ерунда. Будь это фальсификацией, Бьёрк бы сказал, когда мы его сюда привозили.

– Экстрём утверждает, что Бьёрк отказывался говорить на эту тему, поскольку дело имело гриф секретности. Меня упрекнули в том, что я допрашивал его, опережая события.

– Экстрём начинает мне все меньше нравиться.

– На него давят с нескольких сторон.

– Это не оправдание.

– Мы не обладаем монополией на правду. По словам Экстрёма, он получил доказательства того, что отчет сфальсифицирован – настоящего отчета с таким инвентарным номером не существует. Он говорит также, что фальшивка сделана очень ловко и содержит смесь правды и вымысла.

– Какая часть является правдой, а какая вымыслом?

– Канва истории в какой-то степени правдива. Залаченко действительно является отцом Лисбет Саландер и подонком, избивавшим ее мать. Вечная проблема – мать не хотела заявлять в полицию, и потому это продолжалось несколько лет. Бьёрку поручили расследовать, что произошло, когда Лисбет попыталась убить отца при помощи зажигательной бомбы. Он вступил в переписку с Телеборьяном, но вся корреспонденция, в той форме, в какой мы ее видели, фальшивка. Телеборьян провел самое обычное психиатрическое обследование Саландер и установил, что она ненормальная, а прокурор решил не давать ее делу дальнейший ход. Ей требовалось лечение, и ей его предоставили в больнице Святого Стефана.

– Если это фальшивка… кто в таком случае ее сделал и с какой целью?

Бублански развел руками.

– Ты меня разыгрываешь?

– Насколько я понял, Экстрём намерен снова требовать основательной судмедэкспертизы Саландер.

– Я с этим категорически не согласна.

– Нас это больше не касается. Мы отключены от истории Саландер.

– А Ханс Фасте подключен… Ян, если эти мерзавцы еще раз покусятся на Саландер, я обращусь в СМИ…

– Нет, Соня. Не стоит. Во-первых, у нас больше нет доступа к отчету, и, следовательно, твои утверждения окажутся бездоказательными. Ты просто выставишь себя чокнутой, и тогда твоей карьере конец.

– Отчет у меня по-прежнему есть, – тихо сказала Соня Мудиг. – Я сняла копию для Курта Свенссона, но еще не успела ему отдать, когда генеральный прокурор стал отбирать у нас копии.

– Если ты выдашь информацию об отчете, тебя не просто уволят, тебя обвинят в должностном преступлении и в выдаче СМИ засекреченной информации.

Соня Мудиг секунду посидела молча, всматриваясь в своего начальника.

– Соня, ты ничего не будешь предпринимать. Обещай мне.

Она колебалась.

– Нет, Ян, обещать я не могу. Во всей этой истории есть что-то подозрительное.

Бублански кивнул.

– Да. Она подозрительная. Но мы не знаем, кто в данный момент является нашим врагом.

Соня Мудиг склонила голову набок.

– А ты собираешься что-нибудь предпринять?

– Это я с тобой обсуждать не намерен. Положись на меня. Сейчас вечер пятницы. Устрой себе выходные. Отправляйся домой и считай, что этого разговора не было.

*

В субботу, в половине второго дня, охранник Никлас Адамссон оторвал взгляд от учебника экономики, по которой ему через три недели предстояло сдавать экзамен. Он услышал звук вращающихся щеток слегка тарахтящей тележки уборщика и сделал вывод, что это хромает черномазый. Тот всегда вежливо здоровался, но отличался крайней неразговорчивостью и обычно не смеялся в тех случаях, когда Никлас пытался с ним пошутить. Никлас увидел, как тот достал бутылку «Аякса», два раза побрызгал на стойку дежурного и начисто вытер тряпкой. Потом ухватился за швабру и несколько раз прошелся ею вокруг стойки в тех местах, куда не доставали щетки тележки. Никлас Адамссон снова уткнулся в книгу и продолжил чтение.