Шрифт:
— О мэтр… не может быть! — пробормотала потрясенная Фаншетта.
— Тебе надо об этом знать, — серьезно сказал скульптор. — А теперь становись снова в позу и думай лучше о том, что твое изображение проведет много славных дней под сводами собора, в аромате благовоний.
Фаншетта опять приняла привычную для нее позу. Только ей уже не хотелось больше улыбаться; рассказ Берлиу взволновал ее. Так вот он какой, этот чуть-чуть загадочный Эрве! Недаром в черных глазах у него притаилось что-то вроде сожаления… Он вступил на путь, по которому ему не следовало идти. А Милое-Сердечко? Фаншетта так стремится доказать ей свою дружбу… Почему же Милое-Сердечко относится к ней с недоверием? А марсиане? Почему они по-прежнему мешают ей вешать свое белье на лугу, за домиком, под предлогом, что там начинается их территория? Почему они бегут при ее приближении? Как все это сложно! Фаншетта даже вздохнула.
— Ты уже устала. На сегодня с меня достаточно. Можешь уходить.
Снимая длинную белую тунику, надетую поверх платья, Фаншетта обнаружила в углу серую массу, прикрытую мокрым полотенцем.
— Это глина, из которой лепят, правда?
— Правда. Завтра я начинаю лепить большую группу.
Фаншетта надела свой плащ, взяла корзинку, наполненную колбами от пузырей. В ту минуту, когда художник отсчитывал ей деньги за часы сеансов, она сказала:
— Может быть… может быть, вы продадите немного глины? Мне бы хотелось слепить для Бишу какую-нибудь игрушку.
— Бери сколько хочешь! — смеясь, сказал старый скульптор. — Если не справишься, приноси мне свою продукцию — попробуем чем-нибудь тебе помочь. Кто знает, девочка, может быть, ты станешь моей ученицей вместо этого прохвоста Эрве…
— На вид ослы очень просто устроены. Еще вчера я на них смотрела в парке Бютт Шомон… — бормотала Фаншетта сквозь зубы.
Однако сегодня, пытаясь поставить на четыре тощие ноги нечто вроде маленького глиняного ослика, у которого каким-то чудом держались голова и хвост, Фаншетта думала, что анатомия осла — очень, очень сложная штука!
— Твое животное ни на что не похоже, — беспощадно заявила Милое-Сердечко.
Девочка только что вошла в комнату. Каждый день, возвращаясь со сбора окурков, она на несколько минут заходила к Фаншетте.
— Хочешь молока, Милое-Сердечко? Бишу сегодня утром не допил свою чашку.
Милое-Сердечко ничего не сказала, но ее глаза ответили за нее. Девочка с жадностью выпила молоко из протянутой Фаншеттой кружки и вернула ее, не сказав ни слова. Милое-Сердечко была по-прежнему неприступной и замкнутой, словно какое-то затаенное горькое чувство мешало ей отнестись к Фаншетте с открытой душой.
— Пойди приведи Бишу, я что-то его не вижу в окно… — сказала вдруг старшая девочка, обеспокоенная мыслью о какой-нибудь новой выходке марсиан.
— Успокойся… Их сейчас нет, — ответила маленькая, прекрасно понимая тревогу старшей.
Милое-Сердечко была единственной, кто мог бы установить контакт между бандой марсиан и племянниками мадам Троньон. Но она остерегалась предпринимать малейшие шаги в этом направлении и очень неохотно сообщала скудные сведения одному или другому лагерю. Во-первых, такая «промежуточная» позиция придавала ей важность. А во-вторых, она вовсе не собиралась делить с Фаншеттой покровительство банды. Пусть марсиане часто были к ней и суровы и насмешливы, — все-таки это подобие дружбы было единственным источником тепла для Милого-Сердечка. Ее приучили ничем не делиться. Мэго только и делали, что осыпали ее упреками за те гроши, которые она стоила этому семейству пьяниц.
— А вот и Бишу! Эрве его ведет.
— Значит, он выходил на улицу.
В самом деле, вошел Эрве, держа за руку пристыженного мальчика.
— Знаешь, где я нашел твоего парнишку? — сказал Эрве, входя в дом. — В галантерейной лавочке на углу. Пока хозяйка обслуживала своих клиентов, Бишу копался в коробке с пуговицами. Он их с громадным удовольствием рассыпал по всему полу. Старая коза, хозяйка лавочки, могла бы представить мадам Троньон счет за потерянные пуговицы. Ей нетрудно это сделать — достаточно только улицу перейти.
— Бишу, ты чудовище! Не смей выходить за ограду, а не то я тебя здорово отшлепаю! А сейчас марш скорей в угол!.. Нет! Не в тот, где окно… Вон туда, где видно только стенку.
Малыш принял решение подчиниться, и Фаншетта быстро проводила его в угол. Тем временем Эрве внимательно разглядывал ее произведения. Весь стол был завален глиной. Когда Эрве обнаружил маленький бесформенный комочек, похожий, как казалось Фаншетте, на осла, звонкий взрыв хохота раздался в домике.
— Слушай, Фаншетта… Ведь не Берлиу же это вылепил! Носорог дает тебе работу на дом?.. Но, в самом деле, что это такое? Собачка или теленок?
— Люди, которые ничего не делают, совершенно напрасно смеются над теми, кто работает, — шутливо возразила Фаншетта. — Я хотела сделать осла… Тебе кажется, это теленок? Ты меня вдохновляешь! Я начну с быка. Может быть, это полегче. Потому что, Эрве, понимаешь, я хочу подарить Бишу на Рождество…
Продолжая неловкими руками мять глину, Фаншетта в нескольких словах изложила свой план. Милое-Сердечко и Эрве уселись рядом с ней на ящиках-табуретах, вокруг ящиков-столов, и оба они, слушая ее объяснения, тоже рассеянно мяли глину.