пусть твой отец

ведет домой булочников

пусть он аптекарей

пригласит на обед

пусть он хоть с каланчи

кривой и невеселый

таращится на казань

тоже мне страж городской

п о ж а р н о й с л у ж б ы.

№ 3: фэт-фрумос

едет едет фэт-фрумос

на мертвой кобыле

опять молдову

драконы навестили

распускались маки

поднимались овцы

лаяли собаки

едет едет фэт-фрумос

слава богу что живой

по которой из дорог

убежал зайчонок

цыганский цыпленок

ушла миорица

летела аурика?

едет едет фэт-фрумос

сыночек базилика.

№ 4: за четыре кроны

за четыре кроны

акробатам не наскучишь

за четыре кроны

многого себе не купишь

за четыре кроны

я гуляю по скамейкам —

ничего не видно

поднимите руки —

покажите сколько пальцев

поднимите листья —

почему они упали?

постучите в трубку

и подуйте и повесьте —

будет вам болтать-то

вон они милашки —

все расставлены в линейку

за четыре кроны

я гуляю по скамейкам

за четыре кроны —

вот пожалуйста без сдачи:

заплатите в кассу.

№ 5: старая русса

посетите не пожалеете.

в автобусе на двадцать мест

я заметил двух венгров —

подсел к ним — разговорился —

извинившись спросил — что

там у них в старой руссе?

а они оказывается каждый год

в конце марта сюда ездят —

живут в гостинице — комнату

прокуривают — запирают затем

прокуренную комнату — портьерке

сухо кивают и прямиком

в дебрецен — с вокзала идут

молча — дома запираются

изнутри — усаживаются возле

кофейника — голова кружится

кружится — вспоминают старую руссу.

№ 6 гэлэуцаш

— простите это бухарест? —

да бухарест. на следующий

вопрос я уже не смог

ответить — а развел руками

и улыбнулся как всякий

вежливый иностранец. так мы

познакомились. с какой же

завистью потом глядели на

нас обыватели тырговиште —

торговцы сигаретами в панчу —

телеграфистки олтении

работающие в праздники. она

была родом из гэлэуцаша — куда

мы вскоре и отправились —

по пути заезжая в фокшаны.

№ 7 мама

мама ко мне пришла

садись мама закуривай

сделай себе кофе

вон торта отрежь

открой форточку

сосчитай будь добра

от одного до ста

и возвращайся

к себе в пермь

не приезжай больше.

исаакий-змеевик — 12-го июня. змеи в этот день играют свои главные свадьбы. сплетаются в шары размером с холодильник. и лучше вообще не выходить из дома. даже в городской парк. но мы все-таки выходим. каждый год. обуваем сапоги — садимся на велосипеды. отъезжаем метров двести от последнего дома на последней городской улице — прямо в поле. мы привозим с собой нашу любимую змею — которую купили когда-то в московском метро. деревянную — нарезанную кольцами — с желтым капроновым язычком — со спинкой покрытой красноватым узором. привозим — и оставляем. она волнуется еще с ночи. вздыхает — падает с полки. ей тоже необходимы свадьба и размножение. вечером возвращаемся за ней. пластмассовые глаза ее светятся радостью. хвост тихонько дрожит. неземной красоты не особенно гибкие змеята расползаются в разные стороны. деревянные змеи из метро размножаются очень быстро.

друг из вологды научил меня есть мандарины — зимой на улице. он сказал: в зимнем воздухе они живы и бодры. а дома — спят. как рыбы в морозильнике. дома мы съедаем их уснувшими — поэтому всем так скучно. друг из вологды восхитительно прав. поедание мандаринов в помещении и на улице — земля и небо. мы идем вологодскими улицами — набережными и мостами. на локте у одного из нас — холщовая сумка с мандаринами. мы разговариваем — мы давно друг друга не видели. мы чистим мандарины не снимая перчаток. на оранжевых табло вологды — минус тринадцать. мандариновые кожурки мы кладем в ту же сумку. и время от времени выбрасываем их горстями — проходя мимо урн. мандарины тают очень быстро. мы останавливаемся у фруктовых киосков и пополняем запасы. мандарины живы — и пахнут на весь мир. подчиняя себе все остальные запахи. девушки смотрят на нас очень нежно — с большим интересом. иногда мы прыгаем в троллейбус или в маршрутное такси — едим мандарины — и девушки сидящие напротив улыбаются нам настоящими светлыми улыбками. они просто не могут не улыбнуться — наблюдая нашу мандариновую беседу. мы это видим. и иногда угощаем их. вологда всегда научит хорошему. не случайно в ее имени — ясность и свет.

море по-турецки будет дениз. исчерпывающий для нас повод поселиться в турции. представляться турчанкам: мерхаба! беним адым денис. любоваться как они приподнимают брови — переспрашивают — и загораются улыбками.

мы приехали из города такие радостные. с сумками полными летних напитков. шли по массиву — и чуть ли не танцевали. так и зашли к себе на участок: мы — ватага. проходя мимо садовой бочки — смотрим — а там утонула сова. маленькая-маленькая. мы вытащили ее за крылья. разложили в беседке на столе. у маленькой мертвой совы — крылья очень большие. а сама она как воробей — только в пышных перьях. вика говорит: ну ты что бедняжка? юля говорит: совенок — не спи! арсенка говорит: как она шлепнулась в бочку? витя говорит: захороним. паша говорит: вот чучело. маленький мальчик заплакал: наташа! наташа!.. мы на него с недоумением посмотрели: ты кто такой? откуда здесь взялся? действительно — никому не известный мальчик стоял среди нас и смотрел на сову. его глаза едва приподнимались над столешницей. мальчик сказал: я сережа. — а зачем плачешь? — наташа умерла. — откуда ты? — из гужавино. — а отчего умерла наташа? — ну видите же — утонула. — мальчик показал на сову. он был лет шести — светло-рыжий. какой-то весь пыльный. очень заплаканный. взял сову и пошел. витя крикнул: она у вас жила что ли? мальчик скривился: это моя дочка. скривился и зарыдал. шел по аллее вместе с совой. проходя большую помойку — бросил туда сову — очень даже небрежно. захромал вдруг — как будто коленкой обо что-то стукнулся. махнул рукой и свернул в аллею-перпендикуляр. мы полностью проигнорировали эту сцену — нашли в себе силы не пускать увиденное в свои сердца. поэтому мыли руки — переодевались — доставали из сумок еду — откупоривали бутылки. купались и немножко развратничали — когда сделалось потемней. гужавино было у нас под ногами. на глубине лопатного штыка. оно стояло наверху еще в пятидесятые годы — а к семидесятым окончательно ссыпалось в землю. в начале девяностых невидимое гужавино и еще два из него выселка нарезали в дачный массив. хозяин дачи об этом знал — но молчал. тискал вику и юлю. вика трогала его за трусы — со смехом оттягивала резинку.