– Не стану, – согласился Потаня.

– Стало быть, не станешь возражать и против того, что Александр сам вершил свою судьбу?

– Это окружавшим Александра людям и последующим потомкам казалось, что это так и есть, – мягко возразил Потаня. – На деле же и в судьбе великого Александра все было предопределено заранее, иначе он не умер бы в тридцать лет.

– Пойми, Потаня, дело не в краткости жизни, а в величии деяний! – горячился Василий. – И я согласился бы умереть молодым, лишь бы меня помнили многие поколения людей. Вот о чем я толкую.

Потаня пристально взглянул на Василия.

– Ты разочаровался в крестовом походе?

– Я разочаровался в вождях крестоносцев, – ответил Василий. – Не по плечу им это дело. И в Новгороде, и в Царьграде, и в крестоносном войске я чувствую себя маленьким человеком, зависимым от бездарных и никчемных людишек, называющих себя боярами, вельможами и королями. Не дают мне развернуться с моим честолюбием!

– Выйти из безвестных во всенародно знаменитые всегда было трудно, – заметил Потаня. – Может, тебе стоит попытаться не ратными подвигами славу себе добыть, но как-нибудь иначе?

– Как же иначе, Потаня? – с недоумением промолвил Василий. – Да и поздно мне на попятный идти. Сам знаешь, обет я дал. Придется мне с сарацинами сражаться, покуда до Иерусалима не доберемся.

– В Священном Писании сказано, что пророчество не может быть произносимо по воле человеческой, но изрекать его может лишь святой Божий человек или священник, движимый Духом Святым, – сказал Потаня, дабы хоть как-то утешить Василия. – Вполне может быть, что не все сказанное волховицей сбудется.

– Покуда сбываются ее пророчества, – хмуро подытожил Василий.

Однажды в стан немецких крестоносцев пришли два крестьянина из лагеря бедноты. Они разыскивали Василия Буслаева. Им показали, где стоят палатки русичей.

Василий глядел на двух бородатых мужиков, которые с почтением сняли перед ним свои широкополые шляпы, на их короткие рваные штаны, на стоптанные башмаки из грубой холстины. Незнакомцы говорили Василию про какую-то молодую женщину, находящуюся при смерти у них в стане, мол, она непременно желает его видеть, дабы поведать ему нечто важное.

– Разговаривает больная больше по-гречески, хотя сама на гречанку не похожа, – переводил Потаня слова крестьян. – Зовут больную Ангелина.

– Это же служанка Доминики! – обрадовался Василий. – Потаня, спроси у них, чем она больна?

Потаня спросил.

Оба крестьянина лишь пожали плечами.

– Они не знают, – сказал Потаня, – но это не оспа. Всех больных оспой они переправили на лодках на другой берег Асканского озера. Там местные греки показали крестьянам целебный источник.

Василий набросил плащ на плечи.

– Потаня, пойдешь со мной, – сказал он.

Крестьянский стан был расположен на вершине невысокого холма в двух верстах от становища немецких рыцарей.

Ангелина лежала в шалаше из сухого камыша под одеялом, сшитым из множества разноцветных лоскутков. Ее глаза сверкали горячечным блеском, а на щеках полыхал яркий нездоровый румянец. При виде Василия девушка задрожала от сильного волнения и торопливо заговорила слабым голосом, с трудом разлепив пересохшие губы.

– Добрый господин, какое счастье, что я отыскала тебя, – молвила болгарка. – Не ищи свою жену, мой господин. Она умерла почти месяц тому назад. Доминика хотела вернуться домой и сговорила Анфису помочь ей в этом. В пути с нами случилось несчастье. Какие-то неизвестные воины ранили Доминику стрелой, приняв нас в темноте за сарацин. Анфиса оставила меня и Доминику в лесу, а сама поскакала вдогонку за войском короля Конрада. Перед этим днем мы видели, как крестоносцы прошли по дороге в сторону Никеи. Анфиса хотела вернуться за нами с повозкой, поскольку ехать верхом Доминика не могла из-за раны. Мы ждали Анфису два дня и две ночи. На третий день Доминика умерла.

Болгарка поведала Василию, что она похоронила прах Доминики в том месте, где они ожидали возвращения Анфиски. Все золото, какое имелось у Доминики, служанка положила в могилу вместе с ее телом. Себе болгарка оставила лишь три золотые монеты. Она с трудом добралась до Никеи, еще в пути ей стало плохо.

– Добрые люди подобрали меня, но, чувствую, не жить мне больше на белом свете, – тихим голосом продолжила служанка. – Не хотела я, чтобы смерть моей милой госпожи осталась безвестной. – Из глаз умирающей потекли слезы. – Мне непонятно, почему Анфиса нас бросила? Мне казалось, что она не способна на такое. Мой господин, догнала ли Анфиса ваше войско?