Василисса была по характеру довольно своенравна, но не злопамятна. Она быстро усвоила местные нравы и распорядок Большого Дворца. Вот только греческий язык давался ей с трудом. Первые полгода от василиссы не отходила служанка-гречанка, знающая немецкий язык. Порой василисса брала служанку с собой и в спальню мужа. Лишь узрев, что супруг больше заглядывается на переводчицу, чем на нее, василисса всерьез взялась за греческий язык.

Перейдя в православную веру и получив новое имя, василисса все же предпочитала, чтобы окружающие по-прежнему называли ее Бертой. Зато она напрочь отказалась от своих немецких нарядов, предпочитая греческие платья и стиль причесок.

Двадцатилетняя василисса пышно завивала свои длинные светлые волосы, благодаря чему – да при стройной фигуре – она выглядела гораздо моложе своих лет. Ее цветущий вид первое время пробуждал в сластолюбивом Мануиле плотские желания. Однако страсть Мануила быстро пошла на убыль после ночей, проведенных с супругой. Очаровательная немка оказалась на редкость безразличной к любовным утехам. Воспитавшие Берту монахини вбили ей в голову, что все мужчины чуть ли не порождение Сатаны и даже грех с собственным мужем не избавляет ее от покаяния. После каждой ночи, проведенной с Мануилом, Берта бежала в исповедальню.

Хитрый Мануил отучил жену от этого, приказав священнику дворцовой церкви всякий раз назначать василиссе в качестве покаяния стоять обнаженной на коленях в церковном подвале, где было много крыс. Молодая женщина, от одного вида крыс едва не падавшая в обморок, перестала бегать к исповеднику по пустякам.

После обмена любезностями Мануил поведал супруге, что король Конрад и его крестоносцы стоят под Константинополем.

– Тебя это, кажется, не очень-то радует, мой милый, – заметила василисса, занятая перебиранием стеклянных баночек с благовониями.

– Я просто не выспался сегодня, – хмуря брови, проговорил император.

– Наверно, очередная красотка лишила тебя сна? – Василисса с коварной улыбкой взглянула на мужа.

«Похоже, евнухи ставят ее в известность обо всем, что происходит в моей опочивальне», – недовольно подумал Мануил.

Еще вчера это вызвало бы в нем гнев, но сегодня иные заботы делали для василевса все прочее мелким и незначительным.

– Я ведь не запрещаю тебе встречаться с молодыми богословами, – проговорил Мануил, садясь в кресло и не глядя на жену.

Василисса молча усмехнулась. Как будто она позволяет себе лишнее в беседах с безусыми монахами! К тому же подле нее постоянно находятся служанки.

– Я хочу, чтобы ты написала письмо королю Конраду, – сказал Мануил. – Такое письмо, какое я тебе продиктую.

– Зачем? – Василисса удивленно посмотрела на супруга. – Не проще ли пригласить Конрада к нам во дворец?

– Так надо, моя птичка. – Мануил постарался улыбнуться.

– Ты что-то замышляешь, Божественный, – прищурив глаза, медленно промолвила василисса.

На ее юном миловидном лице стал заметен оттенок проницательной задумчивости, к которой она была так предрасположена в часы уединения.

Мануил с сожалением отметил про себя, что Берта уже не столь наивна, какой она была еще год назад. В ней проклюнулись зачатки умной женщины с трезвым взглядом на жизнь и холодным безразличием к мужскому полу.

Женщин, отвергающих плотские утехи, Мануил считал особенно опасными, ведь они считают мужчин ниже себя и даже готовы бороться с ними, как со вселенским злом.

– Так, ты напишешь письмо Конраду, моя дорогая? – спросил Мануил, стараясь придать своему голосу нежные оттенки.

– И не подумаю, – спокойно ответила василисса, вновь склоняясь над своими склянками.

Мануил сидел напротив жены с каменным лицом.

Он не любил о чем-то просить, он привык повелевать! Однако рычать на эту белокурую немку, его жену, когда под стенами Константинополя стоят отряды короля Конрада, ее воинственного родственника, было не просто глупо, но и опасно. Василевс не знал, что ему делать.

– Ты же не идешь мне навстречу, а почему я должна? – с обидой в голосе заметила василисса.

– В чем же я отказал тебе, моя радость? – спросил василевс.

– Помнишь, я просила тебя показать мне того русича, не пожелавшего стать евнухом, – напомнила василисса, – но ты, Божественный, отказал мне в этом. Причем грубо отказал!

– Чем интересен тебе этот грубый варвар? – поморщился Мануил. – Между прочим, этот русич убил твоего спальничего Волумниана.

– Я знаю, – спокойно сказала василисса. – Кажется, этого варвара зовут Василий, так?