Трехпарусное судно уже давно, по всему было видно, отметило свое пятидесятилетие. Некоторые доски прогнили, другие даже успели заменить дешевыми грубыми поленьями из карте [17] . Монет на колиандр [18] не хватило. Да, золотое время судна давно минуло. Паруса были кое-где залатанные, кое-где вообще порваны после недавнего шторма...

– Убрать паруса! Быстрее!

Взмывшая до небес, что казались такими близкими, волна, на миг укутала весь корабль вместе с грот-мачтой. А затем отступила. Полуживая, выброшенная на борт "Цирцеи" грозным Карским морем рыбешка задыхалась. Все медленней, а вместе с тем обреченней шевелились жабры.

Еще один рывок. Туда - в море... Еще один...

А затем замерла навсегда.

Но у всего в этом мире есть цена. Даже у полуживой рыбешки! Один из матросов поскользнулся на влажной чешуе. Даже вскрикнуть не успел, как покатился к корме и достался водной стихии взамен рыбы.

– А-а!
– яростные волны поглотили крик несчастного.

– Бирда смыло. Капитан, прикажите...

– Нет времени! Уберите паруса, иначе мы все отправимся на корм морскому Дьяволу [19] ...

– Кресктений, не знаешь, чего это наш капитан с утра разбушевался?

– Да кто ж его знает, - невысокий человек лет тридцати с огромной буроватой родинкой на щеке сплюнул в сторону.
– Может, не с той ноги встал, или ему Морской приснился.

– Всяко бывает, - Рем вздохнул и покрепче натянул паруса.
– Когда мы уже вернемся?!

– На берег? Не глупи! Ничего хорошего в нем нет. Баба моя опять пилить начнет, что денег у нас нет, ребятишек не во что одевать. Будто бы я сам об этом не знаю!

– Я хочу вернуться. Давно дома не был. Софу не видел. Скучаю по ней очень.

– Главное чтобы она себе пока тебя не было, кого другого не нашла, - Кресктений снова сплюнул.
– Бабы они такие. Подлые до жути. Была у меня раньше такая. Чуть я в море, она к любовничку своему. Хорошо хоть друг у меня нашелся, рассказал про все ее шашни. А то я бы и не узнал ничего. Так бы и ходил с рогами на голове. Барсения, - в голосе Кресктения прозвучала нежность, - хоть баба и стервозна да и пилит все время, зато верна мне.

– Софа не такая, - Рем мечтательно вздохнул.
– Я ведь ее, почитай, всю жизнь знаю. Сначала за сестру считал, а как в море вышел, понял, совсем не могу без нее. Какая же мне она сестра?

– Это ты сейчас так говоришь, - моряк расмеялась.
– Помню, я сам в любовь вечную верил. Чепуха все это. Надоест она тебе, как на суше денька два побудешь.

– Нет, - Рем поглядел на небосвод, надеясь увидеть там очертания родного берега.
– Как сбежали мы с ней с родного села, так почти и не расставались.

– Помню, ты рассказывал. И о том, как по лесу бродили, и о том, как вас крестьянка нашла, когда в лес по грибы-ягоды ходила, как приютила она вас. Точнее, - Кресктений поморщился.
– Одну Софу. Ты ей не по нраву оказался.

– Да все не так было!
– Рем рубанул воздух кулаком.
– Совсем не так...

– Эй, просыпайтесь! Просыпайтесь! Вы чьи будете?

Рем открыл глаза, вздрогнул, увидев перед собой незнакомое морщинистое лицо. Длинные спутанные волосы, горящие огнем глаза - кикимора, все, как рассказывали мальчишки!

– Убирайся, нечисть!
– громко заорал Рем, пытаясь побороть страх. Мальчишка даже хотел вскочить на ноги, но поскользнулся на валяющейся подле него ветке, с которой он еще вчера на лесных духов охотился (она внезапно показалась несуразной, не наделенным магией оберегом, что спасет от врагов, а простой палкой, каких еще тысячи в лесу), и повалился наземь.

Кикимора расхохоталась.

– Да какая я тебе нечисть?! Живу я здесь. А вот вы, кто такие будете?

– Я - Софа, - открывшая вслед за Ремом глаза девочка, показала на своего спутника.
– А это Рем. Мы с села Большицы.

– Далеко же вы от дома ушли, - кикимора, оказавшаяся старухой, покачала головой.
– Здесь за поворотом уже Кислици начинаются.

– Неужто, дошли?!
– дети переглянулись. На чумазых лицах начала появляться улыбка.
– Мы ж то думали, что заблудились!

– Нет, - старуха покачала головой.
– Родители ваши где? Неужто вы сами в такой путь длинный отправились?