— А я вот, — развел руками Павлуня, — первый раз...

Модест с завистью смотрел на него.

— Шубу зря надел — жарко будет, — сказал опытный рыбак. — И галоши привяжи — потеряешь в снегу.

— Ага, — сказал Павлуня, жалея бедного Пузыря с его обвисшими баками.

Еще раз длинно загудел автобус.

Модест вытащил из-за печки отточенную пешню:

— На! А лом свой выкини, не смеши народ.

— Спасибо. — Павлуня нерешительно принял подарок.

— Тебе спасибо, — сказал Модест. Он проводил его до калитки и, стоя в одной майке, на морозе, попросил: — Заходи, а?

— Скорей, заснул, что ли?! — надрывались из автобуса.

Павлуня влез в него молчком. Автобус тронулся.

У ног Павлуни сверкала пешня, острая, как боевая пика. Иван Петров на нее поглядывал, но молчал.

Рассветало. Они ехали лесом. В елочки да сосенки убегали следы лыж. Сами лыжники мелькали там и сям в ярких куртках.

— Пижоны! — презрительно процедил Иван Петров. — Шныряют, словно волки! Нету отдыха лучше, как возле лунки: не поймаешь, зато надышишься. Помечтаешь в тишине, на природе. Не улов дорог — здоровье не купишь.

Дорога становилась все оживленней. В одну и ту же сторону торопились пешие и колесные, ехали грузовики, мотоциклы, тяжело переваливались автобусы. Прошмыгнул туда же «газик» Василия Сергеевича Аверина.

Иван Петров встревожился, завозился:

— Не иначе как на наши места нацелились!

Наконец автобус остановился на высоком берегу длинного озера. Совхозные, высыпав из духоты, с горечью посматривали на издолбленный лед, на черные фигурки, которые сидели, бродили, колотили лунки или просто прыгали на морозце. Стояло немало пленочных колпаков, из-под которых валил сигаретный дым. Гам плыл над озером.

Совсем напрасно Иван Петров разогнался посидеть да помечтать в тишине: слишком много таких мечтателей собралось на одном озере.

— Ну и долго думать будем? — Женька с крутого берега поехал на пустом гремучем ящике.

За ним проворно стал спускаться Иван. Позади всех тащился Павлуня в своей боярской шубе. Он сразу оставил галоши в сугробе, долго искал их, нашел наконец и, сунув в короб, пустился догонять остальных.

Иван вдруг повернулся к нему и, насупив брови, махнул рукавицей куда-то вдаль.

Вот уже два дня он только знаками да кивками общался с Павлуней, решив, видно, доконать его молчанием.

— Не лезь за мной, — перевел его немую речь Женька. — Ищи себе место.

Лешачихин сын, подмигнув товарищу, скрытно подался за Иваном. Павлуня в растерянности огляделся. Все совхозные торопливо расползались в разные стороны, садились кто под бережок, кто на середку, закрываясь от настороженного взора ящиками да колпаками. «На свои места», — понял Павлуня. У него ни на этом, ни на другом озере не было заветного места.

Мимо проходил Аверин, пешней простукивая лед впереди себя.

— Вы далеко? — с надеждой спросил Павлуня.

— Да так, — нехотя ответил Василий Сергеевич, прибавив шагу.

И Павлуня понял, что этот рыбак тоже спешит к лунке, набитой щуками да судаками.

Парень остановился. Вздохнув, тюкнул тяжелой пешней там, где стоял и где никого не было. Опустив в воду червяка, он сел на короб, стал с любопытством таращиться на леску. Скоро мертвая леска перестала занимать его, и Павлуня, положив на лед удочку, задумался.

— Эй, клюет!

Он вздрогнул, выдернул удочку. На крючке болтался крупный ерш — весь в слизи и растопыренных колючках, глазастый, страшный.

— Ого, вот так рыба! С удачей тебя! — поздравил тот же голос.

Павлуня повернулся к живому человеку. На него весело смотрел ладный парень — шапка на затылке, рыжий чуб прилип ко лбу. И глаза у парня бедового рыжего оттенка.

— Привет! — с улыбкой поздоровался механик, грохая на лед рыбацкий ящик. — Сколько лет, одна зима!

— Нечего тут! — сказал Павлуня. — Ищи себе место.

— Место, место! Шут его знает, где оно тут! Я первый раз ведь! Видишь — галоши ненадеванные.

Павлуня подобрел, наблюдая искоса, с какой опаской механик разглядывает его ерша.

— Я тоже первый.

— Понесла ж тебя нелегкая!

— А тебя? — спросил Павлуня, и оба немножко посмеялись.

Потом они уселись рядом, спиной к ветру, и стали дожидаться клева. Чтобы не скучать, веселый механик отпускал шуточки насчет рыбаков, сидящих поодаль, на свой счет и на Павлунин. Алексеич постепенно оттаял. А когда заметил, что сосед, словно позабыв про былое, не спрашивает про Татьяну, то совсем успокоился. В довершение ко всему, он вдруг раз за разом начал вытягивать крупных ершей, а механик так бескорыстно радовался чужому счастью, что Павлуня растрогался и подарил ему десяток отборных червяков. Механик спрятал своих мотылей, нацепил вертлявого червяка и опустил его в лунку.