— Собственно, разве это катастрофа? Ты написал хорошую книгу, и если не можешь написать вторую — что ж, так тому и быть.

Из гавани яхт-клуба выходила яхта: до них донесся звон цепи и вверх по мачте взлетел парус. Секунду он висел неподвижно, а потом мальчишка у румпеля сменил курс — парус дрогнул, расправляя складки, и натянулся гладким тугим изгибом, и вот уже яхта, чуть накренившись, двинулась вперед, подталкиваемая ветром, а крен еще усилился.

Он сказал:

— Я не люблю нарушать обещания.

— О милый, ты говоришь так, будто речь идет о чем-то личном.

— А это разве не личное?

— Нет, это бизнес.

— Ты смогла бы вот так нарушить обещание, пускай даже в бизнесе?

— Конечно, нет. Но это не то же самое, что торговать носками или вести бухгалтерию. Речь о творчестве, а в нем действуют совсем другие законы. Если у тебя творческий кризис, тут уж ничего не поделаешь.

— Творческий кризис, — горько произнес Джордж. — Вот, значит, как это называется?

Она накрыла его руку своей, тяжелой от массивного золотого браслета.

— Почему бы тебе не выкинуть это из головы? Напиши мистеру… — она взглянула на подпись в письме, — Рутленду, что посылаешь все к черту и больше никаких книг не будет.

— Ты правда думаешь, что я смогу так поступить? А что потом?

Фрэнсис пожала плечами.

— Ну… — она заговорила медленно, растягивая слова. — В мире есть множество других занятий.

— Каких например?

— Через две недели Пасха. — Она взяла со стола нож, которым вскрывала конверты, и начала чертить им по скатерти. — Меня пригласили в Малагу на воскресную пасхальную корриду.У меня там друзья, американцы. Большие поклонники корриды, знатоки. В Малаге выступают лучшие быки и лучшие тореров Испании. И там будут сплошные вечеринки, днем и ночью.

— Ты говоришь как туристический агент.

— Дорогуша, не стоит на меня злиться. Я не писала этого письма, я всего лишь его прочла.

— Знаю. Прости.

— Ты поедешь со мной? В Малагу?

Официант маячил у входа в бар. Джордж подозвал его, расплатился за напитки, тот унес стаканы и получил свои чаевые. Когда официант ушел, Джордж начал собирать вещи: фуражку, пакет в бело-розовую полоску и два письма.

Фрэнсис сказала:

— Ты так и не ответил.

Он поднялся и теперь стоял, опираясь на спинку стула.

— Думаю, ты забыла, что я не поклонник и не знаток. Падаю в обморок от одного вида крови.

Она сказала совсем по-детски:

— Мне так хочется, чтобы ты поехал!

— Я испорчу тебе удовольствие.

Фрэнсис отвела глаза, пытаясь скрыть разочарование. Потом спросила:

— Куда ты теперь?

— Обратно в Кала-Фуэрте.

— А ты не можешь остаться?

— Нет, мне надо ехать.

— Только не говори, что это из-за кошки.

— У меня есть много дел помимо нее. — Он прощальным жестом коснулся ее плеча. — Спасибо, что подвезла.

Пока Джордж ехал в Кала-Фуэрте, спустились сумерки. Солнце село и сразу сильно похолодало; остановившись в темноте у одинокой фермы, Джордж достал из багажника теплый свитер, который всегда возил с собой. Когда он натягивал его, из дверей фермерского дома вышла женщина, чтобы набрать воды из колодца. Дверной проем сиял желтым электрическим светом, на котором вырисовывался ее черный силуэт. Он сказал: «Buenas tardes»— и она подошла поболтать с ним немного, бедром поддерживая кувшин с водой; женщина спрашивала, куда он ездил и чем занимался.

Ему захотелось пить, и он попросил у нее воды. Утолив жажду, Джордж двинулся дальше, огнями фар ощупывая сапфировые сумерки. На небе загорались первые звезды, деревня Сан-Эстабан в ложбине на темном склоне горы напоминала блюдце, наполненное огоньками, а на подъезде к Кала-Фуэрте он почувствовал, как подул морской ветер, неся с собой свежий смолистый запах сосен.

Джордж не отдавал себе в этом отчета, но ощущение возвращения домой всегда доставляло ему радость. Вот и сейчас на душе у него стало веселее, и он вдруг осознал, насколько угнетенным и усталым чувствовал себя весь этот день. Казалось, все было против него. Письмо мистера Рутленда только добавило забот, кроме того, у него на шее по-прежнему сидела эта мисс Куинс-гейт. Интересно, как она провела день? Конечно, ему не было до этого дела, однако Джордж надеялся, преодолевая последний отрезок пути до Каса Барко, что она хотя бы не валяется в тоске на кровати.