— О каких правилах может идти речь, если ты их не соблюдаешь? На то они и правила, чтобы их исполнять. Если человек будет проповедовать щедрость и воздержание, а сам останется сквалыгой и пьяницей, то грош цена всем его речам. И про тебя нельзя будет сказать, что ты научился складывать числа, пока на твои решения нельзя будет положиться как на каменную стену.

Дейви и так–то было трудно долго удерживать внимание на чём–то одном, а уж корпеть над тем, чего он как следует не понимал, и того труднее. Донал решил, что лучше будет учить его внимательности и терпению в тех делах, с которыми он уже вполне мог справиться; тогда ему не придётся гнаться за двумя зайцами сразу, одновременно пытаясь и понять новое, и удерживать на нём свои мысли. Но ещё долгое время он старался не заставлять Дейви заниматься одним и тем же делом дольше четверти часа.

Когда Дейви решил–таки первую задачку, а потом и вторую, совершенно правильно и безо всякой подсказки, Донал попросил его отложить в сторону грифель и дощечку, потому что решил рассказать ему сказку. Сказка получилась вполне сносная, а Дейви вообще подумал, что ему несказанно повезло: ну какой другой учитель впустил бы в классную комнату таких несерьёзных существ, как эльфы, феи, принцы и принцессы?

По сути своей сказка была самая обыкновенная: младший из трёх братьев, шагая по путям праведности, приобрёл всё то, что старшие братья упустили из–за своего непробиваемого себялюбия. Человек должен поступать по правде, даже если ему грозит смерть, но истина была бы убогой госпожой, если бы в конце концов не воскрешала к жизни всех, кто ей служил и повиновался. А красота и истина едины, как едины истина и сила. Неужели Бог должен вечно оставаться на кресте, чтобы мы, со своими жалкими потугами на поклонение, воздавали Ему высшие почести? Разве недостаточно знать, что будь дьявол и в самом деле сильнее, Бог всё равно не поклонился бы ему, но так и остался бы висеть на Своём кресте? Истина — это радость и победа. Подлинного героя неизменно ждёт блаженство; более того, он никак не сможет избежать своей награды, пока всё идёт естественным образом, а значит, по Божьему замыслу.

Кто крепко держится за жизнь и сопротивляется смерти, непременно должен победить; сама его жизнь поражает смерть в самое сердце. Можно погибнуть за собственное мнение и жить только для себя. Но тот, кто погибает за правду, умирает для себя и для всего, что не идёт рука об руку с истиной.

— Какая замечательная сказка! — воскликнул Дейви. — А где вы её взяли, мистер Грант?

— Там, откуда берутся все сказки, — ответил Донал.

— А это где?

— В Книжке–Думалке.

— Какое смешное название! Ни разу не слышал. А у нас в библиотеке такая есть?

— Нет, в библиотеке её нет. Эта книжка, в которую Бог с одного конца записывает, а с другого стирает то, что было написано. Она состоит из мыслей, а не из слов. Потому она так и называется, Книжка–Думалка.

— А–а, понятно! Значит, вы взяли эту сказку из собственной головы?

— Может быть. Но как она туда попала?

— Ну, этого я не знаю. Этого никто не знает.

— Этого не знают те, кто ни разу не подымается выше своей головы, кто никогда не закрывает свою Книжку–Думалку, чтобы покрепче встать на неё ногами. Но если на неё встать, Думалка превращается в огромную гору и подымает нас над миром. Вот тогда–то и можно разглядеть, откуда берутся сказки и как они попадают к нам в головы… Кстати, тебя не ждут на конюшне? Ты не собирался сегодня на прогулку верхом?

— Нет, никто меня не ждёт. Меня ведь не заставляют кататься, так что я могу поехать, а могу и нет, как захочется.

— Ну что ж, надеюсь, теперь мы оба будем заниматься тем, что нам нравится и хочется делать. Так, глядишь, вместо одной радости у каждого из нас будет целых две. Конечно, если мы с тобой станем настоящими друзьями.

— Мы станем! Непременно, станем!

— И как же мы станем друзьями? Ведь ты ещё маленький, а я уже взрослый.

— А я буду хорошо себя вести.

— Мы оба должны хорошо себя вести. По–другому нельзя. Если только один из нас будет хорошим, настоящей дружбы не выйдет. Тут дело не только в тебе, но и во мне, а иначе мы так и не поймём друг друга.

— Какой вы добрый, мистер Грант! — воскликнул Дейви. — Вы со мной разговариваете, как с равным, как будто я уже совсем взрослый!

— Но нам с тобой не нужно забывать, что я большой, а ты маленький, и потому у нас ничего не получится, если маленький не станет делать того, что говорит ему большой! Только так всё встанет на свои места.

— Ну, это и так понятно! — ответил Дейви, словно на этот счёт вообще не могло быть двух мнений.

В первые два дня Донал ни разу не видел других членов семьи кроме своего ученика. Однако на третий день после коротких утренних занятий (Донал никогда не позволял Дейви уставать за уроками) они пошли прогуляться до конюшни и встретили там лорда Форга, который как раз собирался на прогулку. К нему подвели великолепного чистокровного коня, нервного, чувствительного и горячего. Не успел его хозяин вскочить в седло, как конь попятился и встал на дыбы. Тогда Форг ударил его хлыстом, и конь совсем обезумел. Он начал кидаться из стороны в сторону, брыкаться и кружиться на месте. Молодой лорд был хорошим наездником в том смысле, что вполне сносно держался в седле, однако о лошадях он почти ничего не знал. Для него это были безмозглые существа, которых нужно подчинить своей воле и покрепче держать в узде, а не друзья, с которыми можно жить душа в душу, во взаимном согласии. Он ещё не понял, что плохо управлять — это ещё хуже, чем плохо повиноваться. Плохой царь всегда хуже самого плохого из своих подданных. Лорд Форг уже занёс руку для второго удара, жестокого, бесполезного и опасного, но тут к нему стремительно подлетел Донал.

— Не надо, ваша светлость! — крикнул он. — Вы только ещё больше его распалите!

К сожалению, самая худшая сторона натуры Форга была в нём сильнее всех остальных, и в минуты ярости все семейные пороки, собранные в нём, сразу же вылезали наружу. Он посмотрел на Донала сверху вниз, и только презрение удержало его от того, чтобы выплеснуть своё негодование.

— Подите прочь, — прошипел он, — а то вам же хуже будет. И вообще, что вы знаете о лошадях?

— Достаточно, чтобы видеть, как вы несправедливы к своему коню! Я не позволю вам хлестать это несчастное животное. Да вы только посмотрите на его уздечку!