— Насколько мне известно, нет, сударыня.

— Peccato! [27] — откинувшись на спинку сиденья, пробормотала женщина.

Молодой человек подождал немного дальнейших расспросов, но, увидев, что женщина молчит, зашагал прочь от кареты. Это движение, по-видимому, привлекло ее внимание, так как она поспешно подалась вперед и позвала:

— Сударь!

Молодой человек обернулся.

— Я здесь, — проговорил он, подходя поближе.

— Еще один вопрос, если можно.

— Прошу.

— Вы видели лошадь, привязанную позади кареты?

— Да, сударыня.

— Она еще там?

— Человек, вошедший в карету, отвязал лошадь и снова привязал к колесу.

— С лошадью ничего не произошло?

— Не думаю.

— Она дорогая, и я очень ее люблю. Мне хотелось бы убедиться самой, что она жива и невредима, но как я пойду по такой грязи?

— Я могу подвести лошадь сюда, — предложил молодой человек.

— Да, подведите, прошу вас, я буду вам весьма признательна, — воскликнула молодая женщина.

Молодой человек приблизился к лошади, та подняла голову и заржала.

— Не бойтесь, он смирный как ягненок, — проговорила женщина и добавила чуть громче: — Джерид! Джерид!

Лошадь, узнав голос хозяйки, вытянула умную морду с дымящимися ноздрями в сторону одноколки. Молодой человек принялся ее отвязывать. Но едва лошадь почувствовала, что поводья находятся в неопытных руках, как тут же вырвалась и одним прыжком очутилась в двадцати шагах от кареты.

— Джерид! — ласково повторила женщина. — Сюда, Джерид, сюда!

Лошадь тряхнула красивой головой, шумно втянула воздух и, пританцовывая, словно под музыку, подошла к одноколке. Женщина высунулась по пояс между кожаными занавесками.

— Иди сюда, Джерид, ну иди же! — приговаривала она.

Животное послушно подставило морду, и женщина ее погладила.

Затем, схватившись узкой рукой за гриву лошади и опершись другою о стенку одноколки, молодая женщина вскочила в седло с такой легкостью, какая свойственна призракам из немецких баллад, которые прыгают на круп лошади и вцепляются путешественнику в кушак. Молодой человек бросился к ней, но она остановила его повелительным жестом руки и сказала:

— Послушайте, хотя вы молоды или, скорее, потому что молоды, у вас должны быть человеческие чувства. Не мешайте мне уехать. Я убегаю от человека, которого люблю, но я прежде всего римлянка и добрая католичка. Если я останусь с этим человеком, он погубит мою душу: это безбожник и некромант, которого Бог только что предупредил этим ударом молнии. Быть может, предупреждение пойдет ему на пользу. Передайте ему все, что я вам сказала, и да благословит вас Господь за помощь. Прощайте!

С этими словами женщина, легкая, словно туман над болотом, умчалась верхом на Джериде. Молодой человек, увидев, что она исчезла, не смог сдержать изумленного возгласа. Он-то и насторожил путешественника, сидевшего в карете.

Этот крик, как мы уже сказали, насторожил путешественника.

Он поспешно вышел из кареты, тщательно затворив за собой дверцу, и с беспокойством огляделся.

Первым делом он заметил испуганного юношу, который стоял перед ним. Сверкнувшая в этот миг молния позволила осмотреть его с ног до головы: путешественнику, судя по всему, привычно было разглядывать в упор любого человека и любой предмет, вызывавшие у него интерес.

Перед ним стоял мальчик лет шестнадцати, от силы семнадцати, невысокий, щуплый, нервный; взгляд черных глаз, бестрепетно устремленный на человека, привлекшего его внимание, был пленителен, хотя и не слишком дружелюбен; тонкий крючковатый нос юноши, узкие губы и торчащие скулы свидетельствовали о лукавстве и осмотрительности, а сильно выдававшийся вперед округлый подбородок изобличал решительность нрава.

— Это вы сейчас кричали? — спросил путешественник.

— Да, сударь, — ответствовал молодой человек.

— А почему вы кричали?

— Потому что… — и юноша умолк в нерешительности.

— Потому что?.. — повторил путешественник.

— Сударь, — вымолвил молодой человек, — в одноколке была дама?

— Да.

И глаза Бальзамо устремились на карету, словно желали проникнуть сквозь толщу ее стенок.

— А к колесу кареты была привязана лошадь?

— Да, и я не понимаю, черт возьми, куда она делась?

— Сударь, дама, сидевшая в одноколке, ускакала на лошади, которая была привязана к колесу.

Не проронив ни слова, ни звука, путешественник ринулся к одноколке и отодвинул кожаные шторки: молния, сверкнувшая в этот миг в небе, позволила ему увидеть, что экипаж пуст.

— Ад и преисподняя! — зарычал он, едва ли не заглушая гром, раскатившийся в это самое время; потом он бросил вокруг взгляд, словно искал средства устремиться в погоню, однако тут же убедился, что пуститься в погоню не на чем.