Пол Данлеп, казалось, не обращал внимания на стрельбу вокруг него. Он увидел упавшую Катерину Николис, десятки дыр в ее теле, из которых кровь била фонтанами, и почувствовал взрыв ненависти. Вот уже десять лет, как он, не зная, куда деть время, ежедневно отстреливал норму, необходимую для полицейского, из пистолета 38-го калибра (готовясь к соревнованиям, в которых никогда не осмеливался выступать).

Это было его самое старое хобби. Теперь оно пригодилось. Не раздумывая ни секунды, Данлеп вынул револьвер и выстрелом размозжил голову Бену Коану.

Тот упал на руль, резко свернув микроавтобус на тротуар. Стрелки, потерявшие равновесие, отпрянули от двери и упали друг на друга. На какую-то секунду, увидев, что «узи» Мика направлен на него, Реббит Коан решил — его смерть каким-то образом оговорена между матерью и Мартином Бленксом. И удивился, увидев, как десятки пуль из его собственного автомата разорвали грудь Мика. Еще больше он удивился, когда в открытой двери микроавтобуса появился Пол Данлеп с вытянутой вперед рукой, в которой держал пистолет 38-го калибра. Пол выпустил две обоймы прямо в грудь Реббита, прикончив его на месте.

В некотором роде преображение подъезда «Джексон Армз» из территории побоища в место для расследования преступления произошло более хаотично, чем само нападение. Главное правило — оградить место происшествия от посторонних, чтобы прибывшие полицейские, медицинские эксперты и сотрудники оперативной бригады (раньше она называлась судебной) могли работать, — выполнить было нелегко. Тела лежали одно на другом, раненые взывали о помощи, никакие инструкции никого не интересовали. Первый полицейский, оказавшийся на месте преступления (он дежурил в двух кварталах от «Джексон Армз» около станции метро), как раз и должен сделать ограждение, а также зафиксировать их имена и звания. Второму и третьему полицейским (судя по форме, они несли патрульную службу) надлежало сдерживать толпу, особенно натиск репортеров. К сожалению, все трое нарушили предписание. Они перевернули тела Инэ Алмейды, Катерины Николис, братьев Коан и черного подростка, который уже не выглядел закоренелым торговцем наркотиками, пытаясь обнаружить в них признаки жизни.

Затем на помощь подоспели Джексон и Голдберг, два ветерана полицейской службы. Они пришли в ужас оттого хаоса, который царил на Тридцать седьмой улице. Их вызвали с середины задания, сообщив, что преступление совершено, как минимум тридцать минут назад. Но до сих пор «Джексон Армз» не был огорожен желтыми ленточками, более того, гражданские лица дотрагивались до микроавтобуса, а репортеры в центре событий снимали, как медицинская бригада снует взад-вперед со своими носилками и кислородными подушками.

Люди с меньшим опытом, конечно, не знали бы, с чего начать. Но видавшие виды Джексон и Голдберг первым делом немедленно записали время своего прибытия в записные книжки, а затем внесли туда данные на трех полицейских, которые прибыли к месту преступления. Потом, когда лейтенант или, хуже того, начальник следственного отдела в Куинсе, начнет их расспрашивать, они смогут выдать этих троих как тельцов для заклания. И не будут чувствовать угрызений совести, не считая это предательством. С их точки зрения, жертвоприношение было лучшим из того, что заслуживали те кретины. Сейчас место преступления настолько истоптано, что невозможно установить последовательность событий, используя только вещественные доказательства. Придется опрашивать свидетелей и узнавать, как разворачивались события: с их слов оба были уверены, что причина преступления — в разборке между торговцами наркотиками.

Но Джексона и Голдберга ждали сюрпризы. Разделив свидетелей на группы и записав их данные, они вправе были рассчитывать на то, что показания сержанта Пола Данлепа и бывшего полицейского Стенли Мудроу, безусловно краткие и точные, значительно облегчат дело.

Оказалось, бывший полицейский с тридцатипятилетним стажем не может абсолютно ничего сказать.

— Объясните мне кое-что, — попросил Джексон, готовясь записывать показания Мудроу.

— Объяснить что? — Голос Мудроу был резким и нетерпеливым. Ему надо было срочно уносить отсюда ноги, но, будучи гражданским лицом, он не имел права покинуть место преступления до тех пор, пока следователи не отпустят его.

— Вон та штука под вашим пиджаком, которая так выпирает, это что, пистолет?

— Да, это пистолет.

Джексон не спешил со своим следующим вопросом. Его напарник и пять других следователей находились в разных частях коридора «Джексон Армз». Они беседовали с другими свидетелями. Место преступления наконец-то было огорожено, и жертвы отправлены, кто в больницу Элмхарст, кто в морг.

— А у вас есть разрешение на ношение оружия? — наконец спросил Джексон.

— Вы уже его видели. — Голос Мудроу становился все громче и напористее. Он сам провел тысячи таких опросов, но ему никогда не приходилось в качестве свидетеля мучиться от намеренно замедленного темпа беседы. Он знал, что дальше Джексон будет задавать вопросы еще медленнее, потом станет переходить от одного предмета к другому без какой-либо связи. Эта игра разработана специально, чтобы усилить тревогу виновного, а у подозреваемого вызвать неосторожные замечания и усилить ощущение того, что его поймали на крючок.

— Как долго у вас было это разрешение? — Джексон был высоким чернокожим мужчиной. Он отлично знал правила этой игры и был более чем недоволен, обнаружив, что лучший свидетель, какого только можно вообразить, человек, специально обученный делать точные наблюдения, во время случившегося стоял с закрытыми глазами.

Мудроу хотел сказать в ответ: «С тех пор как твоя мать…» — но он знал, вызывающее поведение ему не поможет. В своей практике он почти всегда реагировал на агрессивное поведение свидетелей, применяя различные методы, чтобы вывести допрашиваемых из состояния равновесия, и помнил, на это уходит довольно много времени, а ему надо отсюда смотаться как можно быстрее. Прямо сейчас следует много чего предпринять, и он просто не имеет права оставаться здесь долго.