Из предметов, созданных человеком, над бескрайней тундрой и рассекшей ее лентой Кулома остался лишь белый крест. Он трепетал в солнечном мареве и, казалось, плыл над вершиной сопки, а не стоял, прочно вкопанный в нее основанием. Затем пропал, был – и не стало.

Разные миражи и обманы зрения случаются летом в Заполярье, над нагретой июльским солнышком тундрой…

Толстяк, начальствующий над здешней охраной, рассматривал бумагу долго и вдумчиво. То ли был малограмотным, то ли добирал солидности перед подчиненными и приезжими, не знаю. Я терпеливо ждал, мне в моей нынешней роли подгонять и поторапливать толстяка не полагалось.

Стояла полная тишина, и было слышно, как наверху, на флагштоке донжона, полощется на ветру большой флаг с изображением вставшего на дыбки бурого медведя. Самого медведя не позволяла разглядеть сгустившаяся темнота, но днем я потратил достаточно времени, изучая замок в сильную оптику.

Наконец толстяк счел, что накладная в порядке – вернул ее мне и заявил:

– Показывай, что привез.

Опасение, что он столь же долго будет пялиться на ящики, громоздящиеся в кузове грузового электрокара, не оправдалось. Бросил лишь беглый взгляд, махнул рукой:

– Проезжай к складу.

– А где это? – поинтересовался я. – У меня к вам первый рейс…

– Щас покажу… – Толстяк, пыхтя, вскарабкался в кабину и плюхнулся на пассажирское сиденье, потеснив Лобастика. – Въезжай в ворота и налево, вдоль стены.

Металлические створки ворот расползлись в стороны. Кар неторопливо вкатился под арку.

– Салим Махмутыч ничего вам для меня не передавал? – спросил толстяк, понизив голос почти до шепота. – Для Силкина, значит?

– Передавал, а как же, – с готовностью подтвердил Лобастик и потянулся куда-то под приборную доску, хотя впервые услышал про Салима Махмутыча, передающего толстяку посылки. – Сейчас отдам.

Толстяк посмотрел удивленно. Даже подозрительно посмотрел… Возможно, неведомый Махмутыч должен был передать ему что-то всего лишь на словах, или наоборот – посылка отличалась большими габаритами и здесь, в кабине, никак бы не разместилась… Мгновение спустя все это стало не важным. Толстяк захрипел, забулькал рассеченным горлом. А Лобастик выдернул из пружинных зажимов «абакан» с подствольником.

Электрокар рванул с места – налегке, оставив нагруженный полуприцеп блокировать распахнутые ворота. В свете фар – шарахнувшиеся в сторону охранники. Хрясь! Вывернув руль, я припечатал одного к стене. Второй успел отскочить, но тут же рухнул, срезанный короткой очередью Лобастика.

Я высунул в окно руку, трижды нажал на спуск ракетницы. Три огненных шара расцвели в небе. И почти сразу погасли фонари, освещавшие двор, и мощный прожектор, светивший с вершины донжона. Цитадель барона Гильмановского осталась без электричества, аварийные генераторы здесь имелись, но запустить их никто не успеет… Впрочем, ракеты пока достаточно подсвечивали место действия, а потом в ход пойдут приборы ночного видения.

Я знал, что одновременно с отключением света у здешних обитателей случилась еще одна неприятность: эфир оказался вдруг забит густыми помехами – не вызвать помощь из казармы батальона самообороны, расположенной в четырех километрах… Хотя у самооборонцев сейчас своих проблем хватает.

Кар катил вдоль донжона, чуть ли не царапая бортом каменную кладку, – я не хотел невзначай выскочить из мертвой зоны установленных наверху пулеметов. Лобастик успел вышвырнуть тело толстяка из кабины и теперь азартно палил по всем, кого видел, а когда не видел никого – по окнам, выходящим на двор.

Сзади тоже разгоралась пальба – парни, прятавшиеся в полуприцепе, вступили в игру. Грохнула граната, затем еще одна… Но я ждал не этого грохота. Ну наконец-то! Наверху громыхнуло на порядок сильнее, с вершины донжона посыпались мелкие обломки. Взрыв УРСа накрыл пулеметную площадку вместе с тремя станковыми пулеметами и их расчетами.

Концерт идет согласно партитуре… Теперь наша с Лобастиком сольная партия.

Я подал кар назад, Лобастик уже высунулся в люк, прорезанный в крыше кабины, скомандовал:

– Еще метр задним!

Легко… Лобастик выскочил наверх, повозился там совсем недолгое время, спрыгнул. Люк задвинуть не успел – наверху прозвучал еще один взрыв, негромкий, едва ли привлекший чье-то внимание на фоне набиравшего силу концерта.

Скрежет, звук удара металла о металл.

– Извини… – пробормотал Лобастик. – Не рассчитал малеха…

Вынесенная взрывом решетка – небольшая, но тяжелая, сваренная из толстых металлических прутков, – свисала теперь аккурат между нами, зацепившись за покореженные края люка. Угодила бы чуть левее – и в деле спасения России Мангуст больше не участник, разве что как павший герой и пример для молодежи. Чуть правее – так разгильдяю Лобастику и надо.

Я лишь вздохнул, вспомнив взрывников из «Гаммы», у них в работе подобных казусов не случалось…

…Нельзя сказать, что барон Гильмановский окончательный псих. Для сумасшедшего он чересчур хорошо устроился в нашем мире… Но на одном пунктике – на Средневековье – крыша у его сиятельства точно поехала. Так думал я, взбегая по винтовой лестнице, казавшейся бесконечной. Не исключено, конечно, что в замке имеется потайной лифт – для барона, его семьи и приближенных. Но наш информатор ни к семье, ни к приближенным не относился, поднимался, как мы сейчас, – пешком по бесчисленным ступеням.