Шрифт:
А в центре эта жуткая конструкция.
Огромный деревянный стул, похожий на электрический. Тот самый жертвенный алтарь.
Его первое воспоминание о плене, прежде чем его приковали к железной батарее. На него даже смотреть жутко, что уж говорить о его ощущениях, когда он там сидел.
Он тогда очнулся, накрепко к нему привязанный. Колпак на голове не позволял видеть лица похитителей, но он слышал их голоса. Ему задавали вопросы, а когда он отвечал не то, что они хотели услышать, его били.
Его спутнику повезло и того меньше. Он их знал, называл по имени, пытался достучаться до их человеческого естества, но закончилось тем, что его избили еще сильнее, чем Гэри.
Гэри посмотрел на неловко подвернутое тело, прикованное к другому концу батареи. Они лежали не очень далеко друг от друга. Их разделяли два старых одеяла и помойное ведро. Когда ведро наполнялось, вонь плыла по всему гаражу. Но это, подумал он, самая незначительная из его бед.
Бедняга Колин. Попытался сделать то, что, по его мнению, было порядочным и честным, — и к чему это привело! Сломана рука, вероятно, еще и несколько ребер, тело — сплошной синяк. И еще, судя по его рассказу о своих ощущениях, повреждены внутренние органы. А он ведь уже не молод. Вынесет ли Колин то, что готовы с ними сделать похитители?
А сам-то он вынесет?
Он знал, почему они здесь оказались. Они оба знали. Это стало очевидно, когда в номер дешевой гостиницы у вокзала Кингс-Кросс ворвался бритоголовый детина, сверкая сапфировым зубом. Насколько он понял, у них украли его, Гэри, минидиск, и это разозлило их еще больше. Они вытрясли всю информацию из его ноутбука, а потом его уничтожили, но пропажа мини-диска их окончательно вывела из себя. И хотя Гэри понятия не имел, чьих это рук дело, ему пришлось заплатить за это в полной мере. Он долго убеждал их, что не имеет к пропаже никакого отношения, и они наконец согласились с ним, хотя и неохотно.
Гэри ждал. Посмотрел на Колина. Тот спал. Краткий беспокойный сон, больше напоминающий тяжелое забытье. Его снова начало выворачивать — давала о себе знать изжога от дешевых гамбургеров, которые им здесь скармливали, бесконечных побоев и животного страха.
Гэри выдохнул. Воздух выходил из легких тяжелыми толчками.
Страх. Раньше он не понимал истинного значения этого слова. Пока не оказался в этом гараже. Страх. Просто потому, что сидишь.
Значит, они не собираются его убивать.
И ждешь чего-то.
Значит, этому когда-нибудь придет конец.
И ничего не знаешь.
Значит, они его не будут долго держать.
Страх.
Гэри снова вздохнул и выдохнул, внутри, бурля, поднялась волна.
Он тут же подтянул к себе помойное ведро, закрыл глаза, перестал дышать.
Его рвало до тех пор, пока внутри ничего не осталось.
Ничего, кроме страха.
5
— Семьдесят семь… семьдесят восемь… семьдесят девять…
Пета Найт лежала на полу, тяжело и шумно дыша. В низу живота знакомое дрожание, по горячей коже струится пот. Она сделала глубокий вдох натруженными легкими.
Она любила эти ощущения.
Половина восьмого утра. Она закончила обычный комплекс утренних упражнений. Четыреста приседаний — пять раз по восемьдесят на разной ширине ног. Шестьдесят отжиманий — три раза по двадцать. Наклоны в стороны, растяжки. Полный комплекс аэробики. Четыре комплекса упражнений с гантелями.
И все-таки этого недостаточно.
Ей не хватало зала, тренажеров, занятий самбо. Пробежек и велосипедных гонок. Она скучала по напряжению мышц, по тут же возникавшему возбуждению. Всплеск эндорфинов в организме — единственный возбудитель, который она не исключила из своей жизни.
Нужен строжайший режим, никаких лекарств, таблеток, наркотиков. Возвращение в прошлую жизнь — тупик.
Но до чего же ей не нравилось торчать в помещении, где она чувствовала себя запертой в четырех стенах.
Она посмотрела на часы. Почти без десяти восемь. Он должен скоро прийти.
Она слегка согнула левую ногу в коленке, оставив прямой правую, приподняла обе ноги над полом, сцепила пальцы рук за головой, начала делать глубокие вдохи и выдохи и считать:
— Раз… два… три…
На сорока четырех открылась дверь. Амар стоял в проеме и ехидно улыбался.
— От твоей физкультуры трясется весь дом. Я еще на первом этаже почувствовал. Сначала даже заходить боялся.
— Отвали, — выдохнула она. — Пятьдесят пять… пятьдесят шесть…