– Ну и...
– я вовремя оглянулся, сберёг в себе всякие нехорошие слова... и пошел в цех. Авдошкина меня перехватила на последней ступеньке лестницы, неожиданно распахнув свою дверь:

– Борода просил зайти!
– трагически сказала она и подперла подбородок кулачком с оттопыренным на щеку указательным пальцем. Точь-в-точь, как в деревне на завалинке вечерком.

– Сейчас?

– Когда освободитесь!
– она даже глаза вытаращила и покачала головой: мол, допрыгался.

– Ладно, - сказал я, - когда освобожусь, и поплелся в цех, хотя мне там ничего уже не было нужно...

– Лучше сейчас!
– услышал я вслед ее голос.

Андрюшка стоял у цеховых ворот в одной шапке без пальто и, положив руку на калитку, чтобы отворить ее. Он увидел меня и стал ждать.

– Зайдем ко мне. Поговорить надо, - сказал он, и мы молча гуськом потащились через двор по свежей тропинке наискосок в одноэтажный домик их лаборатории у забора. Я бы сюда с удовольствием перешел работать - так красиво у них вокруг было: будто в сказочный лес попал перед самым рождеством! И кусты в белых шубках с кокетливыми шапочками, и елочки, еще не успевшие отряхнуться, тропинка метлой пошкрабанная со следами каждого прутика, веник у входа, чтобы снег с обуви обтряхнуть... Я бы и тему поменял... Бог с ней. Зато каждый день в такой красоте - окна прямо на эту картинку ...

– Николай, окажи услугу!
– я-то, честно сказать, приготовился, что он меня сейчас тоже учить начнет.
– Вот: все. Завершил! Через месяц предварительная... я прежде, чем Соломону нести, прошу тебя прочесть, - он сдвинул по столу толстенную папку с диссертацией в мою сторону.
– Ну, с карандашиком... найди время...
– я вдруг так обрадовался, от благодарности наверное, что почувствовал даже, как слезы подступают, и очень этому удивился. Неожиданно все так происходит...

– Здорово у тебя тут, Андрюшка! Вид, как на картине у передвижников!
– он, конечно, тоже обрадовался... такой похвале, будто это его картина, и полез в стол.
– Хочешь несколько строк?
– он развернул кипу листочков из-под копирки и прямо без перехода бросил мне навстречу: "Мело, мело по всей земле, во все приделы, свеча горела на столе, свеча горела..." - замолчал и уставился на меня.

– Пастернак, - сказал я тут же, хотя слышал это первый раз в жизни. Ему всегда, на все стихи надо говорить "Пастернак", он других по-моему не читает.

– Молодец, - похвалил Андрюшка совершенно серьезно, - из "Живаго", -прошипел он, заговорщицки понизив голос: - Дали перепечатать.

– А когда защита?

– Ну...
– он как-то затруднился и стал считать в уме...
– Вот ты прочтешь, потом шеф, потом предварительная... ну, к следующей осени, думаю уже отстреляться... весной плохо - ВАК летом спит, а там.. ну, как раз...

– Ладно, - сказал я.

– Ты вот что...
– он как-то замялся.
– В следующую среду не хочешь посетить... дружеский кружок...

– Я знаю, - перебил я.
– Мне Люська говорила.

– А, да!
– сообразил Андрей.
– Вы что с ней... совсем... ну, я не то что бы... но по-дружески можешь сказать...

– Не знаю, Андрей, - я почувствовал, что скисаю.
– И Люська, и диссертация... и...

– Сам виноват!
– выручил он меня.
– Я тебе говорил...

Борода встретил меня приветливо, даже привстал по-джентльменски.

– Редко заходите. Не мучают вопросы...

– Справляюсь пока...
– я уже научился осторожничать и решил, что здесь последняя стадия обработки сейчас начнется.

– У меня к вам два дела: во-первых, в Петербурге конференция...- у меня отлегло от сердца, и я уже слушал вполуха, уставившись на него глазами.
– Международная... вот прислали тезисы...
– он поднял и положил обратно на стол брошюрку...
– Хотел бы попросить вас поехать... поучаствовать...
– я совсем обалдел...
– У вас как с работой?

– Ммм...
– ничего о себе не знаешь: даже не представлял, что так умею волноваться.
– Экспериментов много провел... Вы же знаете, вот на маленьком... на новом стенде... ну, и методику нашел...
– тут он вдруг перебил меня:

– Я знаю... мне Борис Давидович звонил...
– ну, у на моём лице, видно, дебильное выражение проявилось... Борода даже улыбнулся... и успокоил меня - Мы с ним учились вместе и работали... Очень заинтересовался вашей работой... хвалил... Да... так вот, вы там посидите, послушайте... с вашими языками... Рефераты, рефератами, а ученые - народ увлекающийся... глядишь, чего-нибудь интересненького и подкинут от себя, сболтнут... А вы внимательно слушайте... записывайте... отчетик небольшой... Ну, и Питер, конечно... провинциальный город, но для экскурсий...
– он даже причмокнул и пальцами щёлкнул.
– Вы там часто бывали?.. Слушайте, - он даже как-то притушил вторые согласные и получилось: - Слушьте, а ведь у вас такая родовитая фамилия! Вы не из тех Волынских... в России, знаете, кругом история, кругом... да так запорошено... Ну, договорились?! А вот тезисы, возьмите себе, просмотрите... там и даты, и все такое... Вы еще от нас не ездили в командировки?.. Ну, с почином... к Ольге Семеновне зайдете... я сейчас ей позвоню...
– он все время голос менял, как артист, и набрал местный номер...
– Ольга Семеновна... да, это я снова... да, будьте любезны, к вам сейчас... Вы сейчас сможете?
– это он мне, значит.
– К вам сейчас Николай Аркадьевич Волынский зайдет, помогите ему, пожалуйста, с командировкой на конференцию... Конечно, конечно...
– а я завидовал ему... я так никогда не сумею... вальяжно и открыто и "целую ручки"... и "Питер"... и губы у него такие сочные, красивые, и даже покашливает он как-то вкусно, обстоятельно и по-барски, как в театре...

Люська спала на верхней полке. Блики света пробегали по ее лицу. Без очков и с близкого расстояния оно казалось совсем другим - плоским и почти незнакомым. Я стоял в проходе, положив локти на верхние полки, и поэтому мог смотреть на нее спящую сколько угодно долго. Внизу похрапывал полковник... черт его занес к нам... вторая-то верхняя полка пустовала от самого Питера. Люська, как только я сказал ей про задание Бороды еще по телефону, вечером отрапортовала мне, что уже выписала командировку и билеты возьмет сама, поэтому я первый раз в жизни ехал в мягком вагоне с бронзовыми ручками, столом и креслом в купе на двоих...