Це-це-це-це-це, как восклицает мой знакомый по имени Наиль из русской службы Би-би-си. Это было нечто! Нечто в виде электронного гудения, чмокания-сосания, всхлипов-вздохов и мерзких шумов, вроде железа по стеклу. Весьма сексапильная девушка по имени Джульетт, как она всем сообщила с самого начала, что-то вскрикивала и стонала, довершая общую картину. Музыканты трясли дебильными прическами, аппаратура фонила, басист постоянно отключался и вместо того, чтобы подпаять соединение, бил ногой в бок ободранной колонки. Соло-гитарист стучал головой по клавишам, пугая аккуратного органиста, барабанщик был так счастлив, что молотил мимо барабанов. В общем, царило состояние праздника. В довершение всего, стоящий рядом со мной парень, с волосами до пупа, да к тому же еще и перламутровыми, объяснил непонятливому мне, что группа сия считается самой громкой, самой непонятной, самой фантастической и самой выдающейся андерграундной командой. Хоть в „Мелоди Мейкер“ не сходя с места их тащи!

К сожалению, от переизбытка впечатлений у меня разболелась голова и я вынужден был ретироваться.

Вот так состоялось мое знакомство с „Пинк Флойд“, и поэтому, когда я отправился по заданию редакции на их концерт в „Круглый Дом“ — известный, как место сборищ лондонских длинноволосых бездельников и их распутных подруг, — я примерно предполагал, что могу увидеть.

Надо сказать, уважаемый читатель, что „Круглый Дом“ — это бывшее паровозное депо, давно уже не используемое по своему прямому назначению. Участь такого рода помещений — дряхлеть под вывеской „овощехранилище“ или тихонько гноить остатки армейского инвентаря, сохранившиеся аж с первой мировой. Накануне я заскочил туда на предмет рекогносцировки, но кроме пустых бутылок из-под шотландской бормотухи да гулкого эха, ничего выдающегося не обнаружил.

Поскольку аренда бетонных катакомб обходится в смешные цифры, а народ на прибабахи глупо падок, концерты здесь проводятся с завидной регулярностью. Раскруткой этого дела занимаются Джон Хопкинс из газеты „И.Т.“, а денежки на улёт ищет Майкл Хеншоу, и, по-моему, у них весьма даже получается. На таких симпозиумах заработать можно поболее, чем на королевских казначейских облигациях восьмого транша.

На прошлой неделе тут играли Джено Вашингтон с „Рэм-Джэм-Бэнд“, и как мне рассказывал журналист Грэхкем Лок, все плясали, как сумасшедшие. Давеча всех просто загасили „Завтра“ с невероятным гитаристом Стивом Хоу. Мне уже довелось видеть эту команду и я вполне разделяю мнение Лока. Из парня точно будет толк или я в этом совсем ничего не понимаю. Ну, а нынче, по всем прогнозам что-то да будет; один дядя, не буду его называть, вы все его знаете, тот выдал фразочку: „стимулирующее интеллект“. Чито ж, посмотрим, сказал слепой, как хромой спляшет.

Когда я приехал в половине второго ночи — на площади уже газовала и сквернословила транспортная пробка и после, увы, тщетных попыток припарковаться, пришлось плюнуть, бросить свой „Фиат“ посреди дороги и пробираться к входу, под клаксонный рёв и миганье фар.

У ворот стоял грустный клоун и раздавал каждому по кусочку сахара. Задумка, отметим, славная. Непосвященным стоит сказать, что галлюциногенные средства принимают капая на сахарок, а затем поглощают их вместе с кусочком рафинада. Приятное с полезным. Этот сахар, конечно, был из ближайшего супермаркета, но тем не менее, на многих он подействовал в меру их собственной испорченности.

Уже проходя в зал, я почувствовал себя белой вороной — кого здесь только не было: полумаски, чалмы, фраки, длиннополые кафтаны, голые, разрисованные помадой тела, гориллы, гусарские мундиры, тужурки начала века и даже средневековые доспехи. Меня, в моём вельветовом клифту, пожалуй бы и не впустили, если бы не спасительная картонка „Пресса“.

У стены я заметил старый ящик из-под пива и смело на него взобрался, благо стоя в толпе много не увидишь — народу набилось по самое горлышко.

В толпе скромнягой стоял Пол Маккартни в белом арабском балахоне и чалме, рядом с ним была милашка Джейн Эшер в одеянии придворной дамы времен Генриха восьмого и смотрелись они на выданье хорошо. Неподалеку от них расположился знаменитый кинорежиссер Микеланджело Антониони с кинозвездищей Моникой Витти. Тут же болтались галерейщик Роберт Фрейзер и молодой лорд Горманстон, в совершенно невероятных космических прикидах. Надо признать — бомонд не был на одно лицо.

В половине третьего народ продолжал прибывать и зрителей по приблизительным подсчетам уже было более двух тысяч человек.

Наконец, в три часа ночи на сцену вышли „Софт машин“, выступающие в разогреве. Для чистоты восприятия в центре зала стоял чей-то „Харлей девидсон“ с подключенным контактным микрофоном, мотор постоянно работал, а звукооператор, скуки ради, добавлял двухтактные перепевы в общий хор.

Дэвид Аллен, как водится, поддавал жару, а „Эпилептические цветы“ скакали так, будто их только что выпустили из дурдома.

По-видимому, страницы не хватало. Да, пожалуй, так оно и есть.

Нового, собственно говоря, не было ничего, кроме того, что ударник-вокалист „Софт машин“ Боб Уайт, или Б.У., как зовут его друзья и поклонницы, под виртуозные дроби, к восхищению публики спел алфавит. Что ни говори, а это не надоевшие всем рифмы „естудей-фарувей“. Хватит, пора уж кончать с этой поп-музыкой! Долой ее с корабля современности!

После короткого перерыва, во втором отделении должны были выступать те самые розовые из-за которых и затеялся весь сыр-бор с сахаром.

Кто-то читал о них в „Интернешенел Таймс“, которой так помог, скажу вам на ушко, кто б вы думали? мистер Маккартни; кто-то что-то слышал, слухом Королевские Британские острова полнятся; а вот видеть! видеть вряд ли, пожалуй, приходилось.

На сцену вынесли кособокое бесформенное чудо-юдо, отлитое, как потом выяснилось, из пищевого желатина и для пущей выразительности перееханное грузовиком на котором оное и перевозилось; причудливо забулькали жидкостные слайды с не перемешивающимися жидкостями; послышались загадочные электронные трели — это гитарист придумал катать по грифу шарик от подшипника и при этом еще играл зажигалкой.